Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

— Что произошло?

— Ничего существенного, перекидываться не хочешь?

— Нет, я бы пожрал чего-нибудь, — говорю я в ответ, и желудок утробно рычит, подтверждая мои слова.

— Мяса или сыра?

Я вижу на женском лбу, почти у самой кромки волос, тоненькую корочку запекшейся крови, такая возникает, когда царапает кошка. Я просто смотрю на неё, меня потряхивает, но состояние больше напоминает похмельный синдром, словно отравился вчера коктейлем из литра водки, трех литров пива и отлакировал всё это полторашкой коньяка. Такое было один раз, так что знаю — с чем сравнивать.

— Сыра… или мяса… или того и другого и можно без хлеба! — стенаю я, потихоньку ложась обратно на землю.

В голове гремят толчки крови, будто в огромные чугунные ворота бьют большим тараном. Ворота скрипят и трещат, во рту скопилась вся сушь Сахары, руки и ноги ноют при каждом движении. Веревка обжигает при неосторожном движении.

Ведарша аккуратно распутывает веревку, и я могу вздохнуть свободно, без обжигающей корчи по телу. Я ойкаю, когда от резкого движения мешочек прижимается к обнаженной коже. Наконец обжигающая веревка падает вниз и я перешагнул через краснеющие бурдючки. Я выпрямляюсь, поддергиваю сползающую набедренную повязку и осматриваюсь по сторонам.

— Что тут произошло?

— Ничего не помнишь, шизофреник шуйский? — ухмыляется ведарша.

— Помню что-то, но то либо сон, либо виденье, — я беру с разложенного платка бутерброд с сыром, оставив колбасу напоследок.

— Ты ешь, а я пока расскажу. Пока тебя замотала, оказалось, что за нами следил перевертень. Похоже, что я не учуяла его с вокзала. Когда у тебя наступил Предел, то эта образина и вылезла. Я чуть не разорвалась, покуда защищала тебя и отбивалась от этого дурачка. Хорошо ещё, что попался не очень опытный, иначе я бы не дожила до рассвета. Однако ты смог выбраться из пут, и кинулся ко мне. Ты уж извини, что пришлось приложить как следует. Голова не болит? — участливо интересуется тетя Маша.

Я автоматически потер лоб, шишка по размерам напоминает еловую. Последнее воспоминаниевспыхивает яркой картинкой: я лечу с оскаленной пастью — женщина тихо улыбается.

— Это вы меня так звезданули?

— Вынужденная мера. Сейчас развяжу, ты только не бросайся.

— Обещаю, что не буду. А куда подевался перевертень? И почему я голый?

— Перевертень? Он обиделся на нас и ушел, а ты всё-таки перекинулся, вот одежда и порвалась. Вот эту примерь, должна подойти, — тетя Маша кидает бордовый рюкзак.

Я ловлю его на лету, и молнией проносится мысль, что я снова различаю цвета. Рюкзак чужой. Мой, с прокушенной рукоятью, лежит рядом с рюкзаком ведарши. Я развязываю белые шнурки, из темных холщовых недр показываются тренировочные штаны с желтыми лампасами по бокам и серая футболка. Штаны почти в самый раз, а вот футболка постоянно вылезает из-за резинки трико и болтается колокольчиком на похудевшем теле.

Тетя Маша осматривает мой новый наряд, одобрительно цокает:

— Вот теперь можно и на дорогу выходить, а то выглядел как Тарзан русского разлива.

— Такой же накачанный и красивый?

— Нет — тоже из леса и с голым задом. Пошли, что ли?

Ведарша заканчивает сматывать веревку, засовывает её в свой рюкзак. Я не стал препираться, ведь она и так для меня много сделала. Безропотно подхватываю рюкзаки и закидываю их на плечо, но от одного вопроса я так и не смог удержаться:

— Тетя Маша, а где хозяин красной сумки?

— Где-где, сказала же — ушел куда-то. Я ему накостыляла, он обиделся и убежал, — не моргнув глазом, врет ведарша.

— А сосну как повалили?

— Да откуда я знаю? Она уже была такая, когда мы пришли. И вообще — меньше разговоров, больше движения. Не отставай.

Я не стал ловить её на лжи, этого не нужно. Чуть раньше я заметил окровавленную человеческую кисть, торчащую из-под поваленной сосны, на среднем пальце темнеет синяк. То, что я увидел ночью под воздействием безумия, на самом деле было вовсе не таким уж и безумным. И сова, и перевертень, и вороны — я сжимаю в руке острое черное перо.

Я снова иду за ведаршей, а она ледоколом прокладывает дорогу среди кустов и деревьев. Не просека, конечно, но ступая за ней след в след, я меньше царапаюсь о торчащие ветви, чем если бы ломился сам. Развороченная полянка с человеческой кистью под корнями сосны осталась позади, впереди ожидает встреча с другими берендеями.