Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

Пузырится сочащаяся кровь… Несколько оборванных проводов подводят к ране… Руку пропускают в мясорубку, миллиметр за миллиметром… Боль хлещет колючей проволокой и тут же посыпает солью сорванную кожу…

— А-а-а!!! — кто-то дико кричит на маленькой кухне.

— Терпи, братишка, мы должны успеть! — пробивается сквозь крик участливый голос парня.

Так это я кричу? От этой новости мой рот сам собой захлопывается, только зубы лязгают… Не такие огромные, как у девушки. Обычные. Я не оставляю попыток выдернуть руку из железных тисков. Парень с именем Фёдор держит крепко, костистое колено пришпиливает меня к стене, не дает вскочить.

Я смотрю на руку — паутинка уже проникает под рукав футболки… Огонь проникает вместе с ней…

— Ножницы! — кричит Федор.

Девушка бежит в комнату и через несколько секунд моя футболка распадается на плече. Паутинка подбирается к сердцу… Я удивленно смотрю на причудливую вязь чернеющих вен. Если она дойдет до сердца — я умру?

Деревянная стенка перегородки нагревается под моей спиной. С умывальника в трех шагах меланхолично капает в подставленный таз. Почему я это отмечаю? Сквозь занавески светит приветливое солнце, а я корчусь на небольшой кухне под коленом незнакомого парня.

Хочется вырваться, бежать прочь от этих странных людей. Бежать куда глаза глядят. Бежать к машине, и потом мчаться прочь от боли, от пугающих людей, от всего этого кошмара. Тихий стон пролезает сквозь стиснутые губы, когда два новых листа ложатся на место старых. Кровь продолжает сочиться, с каждым толчком сердца выходит небольшое количество. Ещё и ещё… Чёрная сеточка то приближается к сердцу, то отдаляется от него… Пульсирует. Живет своей жизнью.

— Держись, парень! Сейчас, сейчас! — в руке Фёдора блестит гладкой поверхностью нож.

Скальпельное лезвие разрезает сеточку, кожу, мясо, царапает по кости. Новая волна раскаленного олова выливается на рану, когда кровь начинает шипеть под листами на надрезе. Окрашивая футболку, течет красная струйка.

— Не отступает! — взвизгивает девушка. Сейчас у неё нормальные, белые зубы.

— Вижу, — огрызается парень.

— Ребят, вызовите врача! — умоляю я сквозь стиснутые зубы.

— Не поможет тебе врач, друг! Тебе уже ничего не поможет, — устало говорит Федор.

Он садится на табурет напротив и закрывает лицо руками. Я пытаюсь вскочить и броситься прочь из комнаты, когда планета в очередной раз ощутимо вращается вокруг своей оси, и меня размазывает по стене… Ни подняться, ни отодвинуться. Только два фонтана боли. Только два колодца страдания.

Парень поднимается со своего места, укоризненно качает головой, посмотрев на девушку.

— Он же друг ведаря! — упрямо повторяет девушка.

— И что? Давай всех друзей ведарей перекусаем и будем жить долго и счастливо! — рявкает Федор.

Про меня они будто забывают… Я же тут, я живой… Я хочу отползти в сторону, но тело парализовано. Чугунные руки и ноги — нужно вызывать подъемный кран, чтобы переместить их с места на место.

— Ладно, сделанного не воротишь. Придется держать ответ перед Марией и Сашкой. Умойся, Марина! Эх, беда мне с тобой! — смягчается Федор.

Девушка смывает мою кровь с алых губ, но мне кажется, что она облизывается. Кто же она такая?

Сонливость тяжелым прессом сжимает веки. Я клонюсь и падаю на скамью. Дом кружится, как на карусели. Центробежная сила вжимает в стену, в скамейку, в воздух. Ребята не замечают её, эту силу. О чём-то переговариваются между собой, стоят прямо и даже не пошатываются. Я один её ощущаю?

— Я обещал быть в Шуе, так что присмотри за ним. Объясни, что и как. И ни в коем случае до моего прихода не выходи на улицу. Чтобы не произошло! — Федор обнимает плачущую девушку.

— Я думала, что больше не увижу тебя! — рыдает девушка на его плече.

— Я ещё живой! — вырывается из моего рта. — Вызовите «Скорую», твари!

— Ого, он ещё и ругаться может! — грустно улыбается Федор. — Значит, жить будет. Дождитесь нашего возвращения!

Сеточка черных вен расползается по груди. Полосатые листья прикипают к ранами и не выпускали кровь наружу. Но с каждым биением сердца черная паутина захватывает всё большие участки тела. Отрава покрывает руку целиком, на неё страшно смотреть: распухшая, черно-красная, дрожащая, не моя.

Сердце стучит с частотой огромного маятника… Воздух приходится проталкивать языком… Глаза смыкаются многотонными веками… «Вот как умирают люди!» — сквозь высокие волны боли продирается одинокая лодочка-мысль.