Николай Ярыгин - Последний хранитель [litres]

Я схватил Альва-Мари за руку и потащил ее от этой опасности, та, видать, тоже что-то почувствовала, поэтому даже не подумала сопротивляться. Мы неслись как лоси, огромными прыжками, стараясь уйти как можно дальше от опасности. Дорога шла хорошо под уклон, и я до сих пор удивляюсь, как мы ни за что не зацепились, ведь вокруг была уйма всевозможных камней и обломков скал.

Вдруг за спиной грохнуло, задрожала земля, и вся гора, словно живая, пошла волнами, нас сбило с ног, и мы упали, я попытался прикрыть девчонку своим телом, инстинктивно опасаясь за ее жизнь. Сверху полетел какой-то мусор, щебенка и даже несколько приличных камней и обломков скал, хорошо, что упали они далеко от нас. Но больше ничего не произошло, все постепенно успокоилось. Подо мной завозилась Альва-Мари, и я отвалился в сторону, освобождая ее. Она приподнялась, посмотрела на меня и сначала несмело, а потом все сильней и сильней стала смеяться, и так искренне и заразительно, что я не выдержал и принялся тоже хохотать.

А потом… а потом мы стали целоваться, она так неумело, но с таким энтузиазмом это делала, что я начал терять голову.

– Нет, – сказала вдруг она, – не стоит нам это делать впопыхах, не думай, я не против, только хочется, чтобы это было нормально, а не в грязи и кое-как.

Мы поднялись с земли и стали спускаться, у юрт я все осмотрел и проверил – ничего подозрительного и никого не было. Поэтому решили остаться здесь, так как опустился вечер, а ночью идти по тропе я бы ни за что не рискнул.

Перетряхнув все кошмы и войлок, мы зажгли стоявшую посередине юрты жаровню, я достал последнюю банку тушенки и, пошарив по юрте, нашел воду в бурдюке, крупу, сушеные овощи и быстро сварганил немудреный суп. Мы похлебали и попадали спать, все-таки очень устали и нервно, и физически, даже почти не целовались… так, пару раз.

Утром встали, доели суп, разогрев его, и отправились восвояси, нога моя не сильно, но болела, и я на нее прихрамывал. Тропа за сутки, когда шли по ней последний раз, сильно изменилась. Хорошо, что я не рискнул вчера идти по ней в ночь. Кое-где ее перегораживала осыпь, где-то она уменьшилась до минимального размера, надо было очень осторожно пробираться, чтобы не улететь в пропасть.

Наконец мы выбрались на нормальную тропу, которую не зацепил вчерашний катаклизм, и уже спокойно пошли к пещере, где были наши вещи.

– Альва-Мари, – наконец я решился задать вопрос, – ты выйдешь за меня замуж?

– Ты говоришь это серьезно? – удивилась она.

– Очень серьезно, и жду конкретного ответа, – сердце мое замерло.

– Конечно, выйду, ты что, еще сомневаешься? – улыбнулась она. – Теперь, когда ты почти соблазнил меня, даже не думай отвертеться, и что-то ты долго меня не целовал, – проговорила она, прыгая мне на шею.

– Тогда я официально предлагаю тебе свою руку и сердце, – говоря это, я опустился перед ней на одно колено.

– Я принимаю твою руку и сердце, – не менее торжественно ответила она, – и отдаю тебе всю себя, и буду рядом с тобой в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

Мы поцеловались, раз, потом еще раз, а потом я даже не стал считать.

В одном месте тропа была всего полтора метра, я пропустил Альва-Мари вперед, а сам шел сзади, ничто не предвещало беды. Как вдруг впереди, в самом узком месте, появилось что-то непонятное, вроде бы тонгирец в богато расшитом халате, со свисающей набок головой и телом, которое, можно было видеть, уже тронуто разложением. И словно кто-то еще просвечивал сквозь это тело, намного больше и мощней, с толстым телом на коротких ногах, с длинными руками и маленькой головой. Это нечто вдруг ринулось ко мне, отбросив с тропы Альва-Мари, словно пушинку, та, конечно, не ожидала этого и не успела ничего предпринять, как, впрочем, и я.

Она упала в глубокую расщелину, не успев даже крикнуть, я бросился к ней, но на дороге стояло это нечто. Не знаю, как мечи оказались у меня в руках, я рубил и рубил, превращая это в кусок почему-то зеленого мяса. А потом, когда это перестало подавать признаки жизни, без сил опустился на землю.

«Стоит ли после всего этого жить, когда потеряно самое дорогое», – мелькнуло у меня в голове. Внезапно мир перед глазами покачнулся, потом закружился, меня стошнило, и вдруг все вокруг пропало.

– Сережа Дешин, Сережа, – раздавалось где-то недалеко. – Ты меня слышишь, Сережа?

Я открыл глаза и осмотрелся. Вокруг снова камень, я лежал в каких-то кустах, ужасно болела голова. Одет я был в порванную рубашку и какие-то штаны, босой, лишь за спиной болтался почти пустой рюкзак.