Николай Ярыгин - Последний хранитель [litres]

Я принялся чистить свой пистолет, скрывать уже было нечего, и придется использовать его на все сто. После пистолета протер и осмотрел все патроны, затем точил оселком мечи и кинжал с ножом. Вроде бы все, я еще раз осмотрел оружие, после чего долго сидел и смотрел на спящую девушку. Вот было что-то такое в ее лице, что очень привлекало, и я постоянно ловил себя на том, что опять и опять смотрю на нее. Во сне она расслабилась, лицо приобрело какое-то детское и такое беззащитное выражение, что стало еще миловидней. Последние несколько дней мы с ней стали нормально общаться, она уже не отворачивалась от меня и не делала вид, что меня как бы не существует. Я сидел и просто любовался ею, при этом обдумывая, как добраться до жерла вулкана. Я хорошо расспросил проводника, и он сказал, что тропа одна, и других нет, на этой тропе находится и последний пост, и идти до него еще день.

Альва-Мари спала, и ей снилось, что она играет с детьми, мальчиком и девочкой, было тепло, светило солнце, она делала вид, что хочет догнать ребят, а те смеялись и убегали от нее. На ней было какое-то необычно короткое и красивое платье, а дети тоже были в интересных и необычных одеждах. Вдруг они закричали:

– Мама, смотри, папа, папа пришел! – И бросились к подходившему к ним мужчине, повисли на нем, тот нагнулся и подхватил их на руки. А дети, смеясь от радости, обхватили его руками с обеих сторон. Когда он подошел ближе, она увидела, что это ее спутник граф Серж де ла Шин.

– Дорогая, – проговорил он, целуя ее, – эти сорванцы тебя не замучили еще? Как там наш малыш? – отпуская детей на землю и положа руку на ее живот, спросил Серж. Тут она заметила, что беременна, и… проснулась.

Пещера освещалась всполохами костра, невдалеке сидел Серж и сосредоточенно правил мечи. И вдруг ее затопило огромное, просто сумасшедшее ощущение счастья и любви к этому немногословному, огромному и такому нежному в отношении к ней мужчине, что она просто задохнулась, и по ее щекам сами собой побежали слезы.

Серж услышал шорох за своей спиной и повернулся.

– Ты почему плачешь? – встревоженно спросил он. – У тебя что-то болит, тебе плохо? – спрашивал он, наклоняясь. Не в силах совладать с собой, она вдруг обхватила его шею руками и, уткнувшись ему в плечо, разрыдалась. Выплескивая в этих слезах свою любовь, нежность, страх и желание, чтобы это все скорей закончилось.

– Ну что ты, маленькая, – шептал он, гладя ее по голове, как ребенка, – все будет хорошо, скоро все закончится, – говорил он, словно поняв причину ее слез. Наконец она успокоилась и затихла, он поцеловал ее в щеку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Серж.

Она прислушалась к себе, чувствовала она себя хорошо, словно и не было усталости и боли в голове и в ногах.

– Хорошо, – ответила она, – завтра мы можем идти дальше. – И посмотрела ему в глаза. «Я ему ничего не скажу про мой сон, – думала она, – это только мой сон и мое будущее, но его я никому не отдам. Скоро я брошу “Утреннюю звезду” в жерло вулкана и стану свободной от обязательств перед Антором и храмом. И вот тогда уже никто не заберет его у меня». Поначалу она очень удивилась, увидев Сержа в отряде, и обрадовалась, но старалась не встречаться с ним взглядом, испытывая неловкость за свою холодность при встрече в храме и разговоре на постоялом дворе. А как загладить свою вину, она просто не знала в связи с отсутствием опыта общения с мужчинами. А когда он предложил ей размять мышцы, она просто была на седьмом небе от счастья, правда, очень старалась этого не показать.

Она успокоилась и все время, пока снова не заснула, не спускала с него глаз. Смотрела, как он чистит оружие, готовит кушать на костре, как он ест и как пьет травяной отвар, и все он делал ловко и споро, и все, что бы он ни делал, ее восхищало. Спали они снова вместе, но когда он хотел ее поцеловать, она, хоть и очень сама хотела этого, ему отказала.

– Подожди еще немного, мне пока нельзя, – попросила она и принялась рассказывать наложенные на нее ограничения и обязательства в связи со званием хранителя.

Утром мы еще по темноте быстро перекусили, выпили мой последний кофе. Оставили все лишнее в пещере, Альва-Мари я вообще дал только один кинжал. Сам взял свой почти пустой рюкзак, и то только потому, что там была еще банка тушенки и патроны россыпью. В гору идти было тяжело, но мы шли и шли, тропа была небольшой, были места, где мог идти только один человек, справа каменная стена, а слева глубокая пропасть. День был пасмурный и холодный, но мне было жарко от ожидания предстоящей схватки. К последней заставе мы подошли далеко после обеда.