Коллектив авторов - Бесконечная история

Митос кивнул. Почему бы не посмотреть. Надпись, которую он помог расшифровать, сообщала, что в пиксиде хранится оружие Персея, которым тот отсек голову Медузе. Интерес был в том, что пиксида была обнаружена при раскопках в местности, которая и в древние времена, и в нынешние считалась глубокой провинцией, а именно в таких местах можно было рассчитывать на что-нибудь неожиданное. Тем более в пиксиде, вделанной в основание алтаря.

Профессор Варуфакис аккуратно выдвинул ящик из стеллажа, и перед Митосом предстал кинжал из обсидиана. Тот самый. Старейший лишился дара речи. Профессор, видя потрясение парижского коллеги, объяснил, что вещь, конечно, неолитическая, но по каким-то причинам была священной в эпоху бронзы, когда был сооружен храм.

— Жаль, но ее истинную историю узнать вряд ли когда удастся. Но интересно то…

Митос кивал и даже высказывал что-то подходящее. Кинжал он пожертвовал тогда же в какой-то храм, это он помнил, но вот какое имя он носил в то время, вспомнить не получалось. Но точно не Персей.

Митос покрепче вцепился в Маклауда и про себя понадеялся, что если не трещины на ребрах, то синяки у того останутся. Переднее колесо врезалось в бордюр, когда горец резко вывернул руль вправо, и мотоцикл перескочил на тротуар. От неожиданности Митос стукнулся лбом о спину Маклауда и прикусил язык. Теперь ему казалось, что руки он не разожмет, даже если захочет. С другой стороны, если он свалится с мотоцикла сейчас, то вполне может отделаться несколькими сломанными костями, в крайнем случае — свернутой шеей. Может, пробитым черепом. Но все лучше, чем петлять на старом ржавом мотоцикле по узеньким, вымощенным выщербленным булыжником улочкам горного городка. А когда он оживет, можно будет сходить в какую-нибудь забегаловку и перекусить. В его планы не входило встретить в этом городе Маклауда и участвовать в очередной авантюре.

Митос уже почти решился и приготовился аккуратно соскользнуть с сидения в сторону, когда заднее колесо этой развалюхи взлетело вверх, и их занесло на повороте. Он подумал, что так ужасно его даже Остай не катал, увидел перед глазами небо, совсем близкое и яркое, ударился обо что-то и, кажется, умер.

…Солнце палило, хотелось сбросить сперва тунику, а следом и кожу. Митос потер переносицу и сердито вздохнул. Его конь, на котором он проехал полмира, переломал ноги, свалившись в каменистый овраг, когда Каспиан решил развлечься и засунул скорпиона ему под седло. Кронос смеялся, смотря, как Митос спускается в овраг и добивает бедное животное.

Сейчас Митос сидел около их нового лагеря и думал, что делать дальше. Пешком он, естественно, идти не собирался. Но и позади Кроноса садиться не хотелось. Митос поднялся и направился в сторону разграбленного поселения, где были загоны с лошадьми. Хотя учитывая зверства, что учинили там четыре всадника, будет странно увидеть целую ограду и лошадей на месте.

Но он и правда нашел там загон, внутри которого было три животных. Лошади, увидев его и почуяв запах крови, отбежали подальше и настороженно прижали уши. Митос внимательно осмотрелся: ему приглянулся крупный жеребец светлой масти. Он был худ и жилист. Длинные ноги и высокие бабки, широко поставленные уши, горбатая переносица, но в целом изящные голова и шея. Чуть раскосые глаза, влажно блестевшие и темные. Митос сразу узнал породу, ценящуюся на восточном побережье Каспийского моря. А то, что коню три года, он понял, когда рассмотрел повнимательнее отпечатки зубов на своем плече: не стоило так сразу перелезать через ограду и пытаться схватить животное за нос. Конь стоял, широко расставив ноги, пригнув голову, и смотрел на него с нескрываемой злостью. Потом он прыгнул вперед, и Митос поспешно бежал прочь из загона. Его засмеют, если найдут растоптанным лошадью, пусть и такой норовистой.

И все же конь ему подходил. Поработать над поведением всегда можно, но этот хотя бы не позволит никому себя искалечить. Оставалась самая малость — уговорить его терпеть человека на спине.

До следующего полнолуния Митос проводил все свободное время в поселении. Остальных лошадей он выпустил, так как не видел смысла морить их в загоне: еда в лагере имелась в достатке, а дополнительные вьючные животные были не нужны. С его новой лошадью они продвинулись во взаимопонимании, но человек продолжал наматывать на предплечья разную ветошь, спасаясь от укусов. В конце концов, пришло время сниматься с места. К тому времени у коня появилось имя — Остай, что означало на одном из западных языков «кости». Митос редко давал имена лошадям, только если они того заслуживали, и все скоро убедились, что после поездки на Остае и впрямь собрать кости трудно. Поступь у него была мягкая и летящая, даже зыбучие пески он преодолевал плавно, но любил проверить всадника на прочность. Иногда он сбрасывал Митоса, пару раз потоптался на нем и даже проломил ему череп. Кронос предлагал прибить упрямую скотину, но Митос не соглашался. В душе он надеялся, что его братьям не придет в голову опять шутить, и Остая на ночь не привязывал. Тот, как ни странно, не убегал.