Татьяна Зингер - Правила эксплуатации ведьмы (СИ)

запел одному ему известную песню.

— Давайте отобедаем, а после продолжим, — Амарэ’ль жестом выгнал служанок.

Выбор поражал. В тарелках колыхалось нечто прозрачное, подозрительно похожее на слизь; лежали крупно нарезанные куски неизвестного мне серо-голубого мяса, завернутые в

капустные листы. Жуть. И всё-таки я накинулась на внушающую доверие копченную

баранью ногу так, будто та могла убежать. Спутники ели сдержаннее, но с аппетитом. И

только правитель, как истинный аристократ, лишь пригубил вино. За кушаньями никто не

разговаривал, но стеснение куда-то делось. Правитель был сдержан, не улыбчив, но и не сух.

И я переставала бояться его.

— А что надо будет делать? — наевшись, пробормотала я.

— С виверной?

— Ага.

— Есть одна идея. Спустимся в подвалы? — попросил Амарэ’ль. — Лучше, если вы увидите

сами.

Вскоре, когда половина тарелок опустела, мы вышагивали по винтовой лестнице. Ступеньки

да пролеты никак не кончались, и я начинала подозревать, что спускаемся мы в саму

преисподнюю. Но, как оказалось, всего-то под замок. Затем последовали длинные ветвистые

коридоры без единых знаков различий. Но Амарэ’ль знал, куда следует свернуть, какой

поворот обогнуть. Он ни разу не останавливался, чтобы уточнить дорогу или свериться с

указателями. Впрочем, тех всё равно не было.

— Туннель ведет в любую точку столицы, — объяснял правитель. — Чтобы в случае

нападения правящая семья могла сбежать, а преследователи — запутаться в десятках

тупиков и круговых коридоров.

Туннель был невероятно старым. Каменный пол пестрил расщелинами, стены покрылись

паутиной из трещин. Но множество факелов, наверняка зажженных совсем недавно,

освещали дорогу, ведущую незнамо куда.

Появилась новая лестница, на сей раз — наверх. Радислав, доселе молчащий,

полюбопытствовал:

— Куда мы идем?

— В храм, — коротко ответил правитель.

— А почему по низу? — возмутилась я.

Никогда бы не предпочла свету солнца жуткие катакомбы.

— Можно и по дорогам, но ехать пришлось бы дольше. Горожане на дали бы проезду карете.

И от восторга, и от страха. Улицы забиты гражданами. Они взволнованны. Вы ведь и сами

понимаете, что не все рады вас видеть. Не для каждого новое будущее сулит счастье. Кого-то

устраивала прежняя жизнь, в которой оставалась надежда на лучшее, но такая, какая никогда

не грозила бы исполнением. Так жили их родители, деды и прадеды, и менять течение

судьбы намерены далеко не все. К тому же, вы — ведьма. Вам желают зла, вас готовы

уничтожить. Малая часть знает, почему; большинство же — подчиняется зову крови.

— Я — чародейка, — уныло поправила я.

— Возможно, — безо всякой уверенности, но и злобы согласился правитель.

Мы уткнулись в массивные кованые двери ростом с двух варренов. Правитель достал из

складок одеяния толстый ключ и, вставив его в замочную скважину, единожды прокрутил.

Тяжелые двери бесшумно распахнулись вовнутрь.

После потемок свет, полившийся изнутри, ослеплял. Глаза медленно привыкли, и я

различила овальный черноколонный зал с алтарем, огражденным площадкой для молитв.

Там же высилась скульптура длинноволосой богини, держащей в руках глубокую чашу. Для

подношений, что ли?

Дневные лучи прорезали стеклянный купол, которым укрывался храм. Восхитительно…

Стекло было непомерно дорого — не каждый богач мог позволить себе купить его хотя бы

на два окна. А тут целый потолок… Зато ни единой щелочки в стенах.

Верить в бедствующее положение варренов стало сложнее. Продали бы купол и разжились

златцами на пропитание государства.

Главный вход, такой же громадный, как и черновой, был заперт.

— Вы понимаете, в чем дело? — обернулся к нам Амарэ’ль.

Я лично — нет. Он собирается принести виверну в жертву? Или нас? Так вроде в храмах

запрещена волшба на крови, да и разумные существа давно отошли от идеи «Убей ближнего

своего — получи подношение от богов». В тот самый момент, когда в Рустии ради урожая

прибили последнюю красивую девственницу. Но кто разберет этих варренов и их законы?

Зарежут и не поморщатся.

— Чаша, — бросил Лис.

— Именно.

Губы правителя довольно изогнулись. Едва ли не первое выражение чувств за день.

Мой друг подошел к статуе и провел по её струящемуся платью так, словно делал это

неоднократно, без испуга и робости. Даже, наверное, с нежностью.