Дженис Харди - Преобразователь

— Ниа? — сказал Данэлло. — Что случилось?

— Хмм? О, они хотели, чтобы я опустошила Плиту, они хотели переплавить ее в брусочки поменьше.

— Не понимаю, — сказала Айлин. — Как это связано с вредом ученикам?

— Никак.

— Ниа, — Тали выхватила руку. Она остановилась и уперла кулаки в бока. — Ради любви Святой Сэи, что происходит? Я не сдвинусь с места, пока ты не расскажешь.

Я прикусила губу, но пора было им рассказать. Как я получила пинвиум. Что я сделала с Зертаником и Светочем. И правду, которую я не хотела поднимать.

У меня был иммунитет к вспышкам боли.

— Ниа? — спросила Тали.

Я развернулась. Это будет не просто.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ:

— И я сказала ему, что буду рада опустошить пинвиум, и зажгла его, — закончила я и задержала дыхание. На улице у дома Зертаника было мало людей, никто на нас не оглядывался. Наверное, богачи все еще не выходили из-за мятежа.

— Ого, — сказал Данэлло, но слишком тихо, чтобы я поняла, что он чувствует насчет этого. — Это тебя не убило?

— Нет.

— Так ты…?

— Ага.

— Ого.

Айлин не была впечатлена.

— Ты помогала торговцу болью мучить людей?

— Нет. Я их исцеляла…

— Ты давала их боль людям, зная, что это их убьет, — она смотрела на меня так, что мне стало не по себе. — Ты знала, но сделала это.

Ее потрясение ранило, но она была права. Я знала, увидев, что стало с Данэлло, но сделала это. Я думала, что это другое. Было так сложно рассказать больше.

— Ты хотела умереть? — потрясенно сказала Тали. — Ты собиралась оставить меня одну?

Я покачала головой.

— Нет! Я просто… не знаю. Я не видела другой способ остановить их, — я могла послушаться их и разбогатеть. Часть меня этого хотела. Сильно хотела жить, как раньше. Было больно признавать, но я не могла отрицать. — Так сделала бы бабушка, — сказала я.

Тали надула губы, думая, как делала и мама, и кивнула.

— Точно.

— Думаю, она герой, — сказал Данэлло, словно бросая вызов Айлин. Он напоминал младшего брата, который просил дать ему боль папы. — Она хотела пожертвовать собой, чтобы спасти нас, как наши родители.

— Данэлло, — сказала Айлин, — те люди были невиновны.

— Они бы сделали это, даже если бы знали правду.

Айлин скрестила руки и фыркнула.

— Ты не знаешь этого.

— Знаю, потому что так бы сделал я. Я заставил ее дать мне боль, потому что так она спасла папу. Я знал, что делаю, и мне было все равно, убьет ли это меня. Я все еще рискнул бы.

Айлин не ответила, но ее злое лицо смягчилось, она отвела взгляд.

Данэлло продолжил тише:

— И теперь ты хочешь спасти их, да, Ниа?

— Да. Я так и хотела. Просто у меня не хватало времени или пинвиума, чтобы спасти всех, кого нужно.

— Вот видишь? — сказал он Айлин.

— У тебя был выбор, а у них — нет, — пробормотала она, но уже не так уверенно. — Это не одно и то же.

— Нет, — Тали опередила меня с ответом. — Те люди выбрали пойти к Ние. Бабушка всегда говорила, что беду приносит выбор. Порой выбор не лучший, но его нужно делать. Мы там не были. Мы не выбирали между жизнями семьи и аристократов басэери. Мы не выбирали, как это пришлось сделать Ние, и только Данэлло ощутил то, что и те, кому она передала боль. Нельзя судить ее за то, чего мы не испытали.

— Я не осуждаю ее, — быстро сказала Айлин.

— Разве? — спросил Данэлло.

Айлин открыла рот, а потом закрыла. Ее щеки покраснели, и она вздохнула.

— Прости, Ниа.

Она глубоко вдохнула и убрала волосы с глаз.

— Ты права, меня там не было. И даже когда я увидела, как ты расстроена, я почти ничем не помогла. Может, если бы я была настойчивее, тебе не пришлось бы дальше передавать боль.

— Спасибо, — прошептала я.

Может, все будет хорошо. Может, я не пала так низко, как думала.

— Прости, что сомневалась в тебе.

Данэлло взял меня за руку.

— Разве нам не нужно спасать жизни?

Мы поспешили к домику у рыбацкой пристани. Мы набились в коридор, никто не хотел ждать снаружи. Я постучала, и мальчик двенадцати лет ответил, его глаза были красными и опухшими. Мое горло сжалось, я не могла говорить. Данэлло склонился к нему

— Мы пришли исцелить твоего отца.

Мальчик подавил всхлип и покачал головой.

— Поздно. Он умер утром, на рассвете.

Я рухнула на колени и зарыдала.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ:

Данэлло нес меня. Хоть я и пыталась, ноги не слушались. Как и глаза. Из них лились слезы, они все еще видели рыбака.

— Все хорошо, Ниа, — Данэлло водил круги на моей спине. — Мы пытались. Уже ничего не сделать.