Дженис Харди - Преобразователь

Я бросила второй. Он вспыхнул и превратился в песок. Стоны наполнили комнату.

— Я не… он просто… — я, раскрыв рот, смотрела на дверь. Пинвиум пропал, но теперь белые точки покрывали полоску в фут высотой в центре двери.

Я бросила по очереди еще два куска. Все рассыпались.

— Может, пинвиум не выдержал столько боли? — сказал Данэлло. — Как люди?

Бам!

Мы закричали, дверь выгнулась, словно надули пузырь. Там, где были белые точки. Святые! Вспышки боли вредили людям, могли они вредить и предметам?

— Они прорываются, — сказал Данэлло, толкая койки. — Нам нужно оружие. Кионэ, помогай нам!

Я побежала за кроватями, тянула их к баррикадам. Нужно было отогнать стражей. Защитить Тали и учеников. Прошу, пусть люди страдали из-за меня не зря.

Айлин принялась искать в шкафах оружие, разбрасывала тряпки за плечо, роясь на полках. Ученики последовали ее примеру.

Бам!

Стражи толкали треснувшую дверь, в брешь проник меч, за ним рука попыталась нащупать засов. Данэлло ударил кулаком по руке, и она убралась.

Ученики нервно скулили. Исцеленные ученики сжались вместе. Я так сильно пыталась спасти их, но сделала все только хуже. Светоч нас убьет. Мы для него ничто. Всего лишь пинвиум.

— Айлин, — позвал Данэлло. — Оружия не нашлось?

— Нет!

— Да, — прошептала я, развернувшись. Может, я не была и не буду Целителем, но сейчас нам не нужно было исцеление, нам нужно было оружие. Тут я могла помочь. У меня была целая комната боли. — Мне нужен ученик!

Кионэ выдохнул.

— Ты используешь их для баррикады?

— Нет, балда. Я буду исцелять их и при этом отгонять стражей, — Кионэ застыл, но Данэлло подхватил с ближайшей койки девочку с одной лентой, она была на пару лет старше меня. Она была в сознании, сжимала зубы от боли, но протянула мне руку.

— Отдай этим засранцам-басэери все, что есть у меня.

Я обхватила ее ладонь, другая рука показалась в бреши. Она потянулась, открыв полоску кожи между рукавом и перчаткой. Айлин схватила руку и удерживала для меня. Я коснулась кожи и толкнула.

Мужчина закричал, угол руки изменился, словно он упал.

— Неси остальных, — прошипела я, ноги покалывало. У нее были переломы.

С рук Данэлло ученика протянула мне дрожащую ладонь, и я обхватила ее и быстро втолкнула, пока стражи не убрали того человека.

БАМ!

Дыра стала шире. Несколько кроватей отлетели на пол. Дерево скрежетало о камень, баррикада сдвинулась на фут. Страж пробирался в дыру, толкаясь и брыкаясь, остальные подталкивали его вперед.

Я повернулась.

— Нужно больше… — я замолчала. За мной ученики образовали цепь, взявшись за руки на кроватях, ряды соединяли те, кто почти исцелился, закрывая бреши между теми, кто не мог сидеть.

Тали взяла за руку крайнего и протянула ко мне пальцы с решительным видом.

— Как у близнецов, Ниа, мы сильнее, когда связаны. Мы тянем, ты толкаешь.

Будет непросто. Каждый Целитель мог излечить предыдущего, но чем дальше будет идти боль, тем хуже она будет. Тали не сможет остановить эту боль, как и я. Во мне будет вся их боль. Но я могла избавиться от нее без пинвиума, в отличие от них.

Я взяла Тали за руку и увидела перед глазами лицо мамы. Я вдруг поняла, как она чувствовала себя в последний день перед солдатами. Она умерла, чтобы защитить нас. Я не хотела подводить ее или Гевег.

— Данэлло, хватай его и убери рукав, — сказала я. Я зажигала пинвиум, может, смогу сделать так с человеком, передать в них боль всей комнаты. Кожа задела кожу, и моя рука, держащая ладонь Тали, потеплела. Покалывало, словно я спала на руке неделями.

Мы делали ужасные вещи от отчаяния. То, о чем не подумали бы, если бы герцог не напал на нас, не загнал так, что пришлось восстать. Данэлло не попросил бы меня разделить боль в его семье. Ланэль не ранила бы друзей, чтобы остаться на работе. Я бы не ранила незнакомцев, спасая друзей. Никто не был прав, но если зашить достаточно ошибок, одеяло может даже согреть.

Я устала дрожать под одеялами герцога.

Я тянула, и все тянули друг из друга, исцеляя по очереди, вытаскивая боль, как ведро из реки. Она лилась в меня, кипя и обжигая. Я была передатчиком, как с рыбаком, сестрами, родителями и семьями, приходившими за помощью к Зертанику.

Ослепляющая боль пронзала нас. Два десятка голосов слились в один крик. Он еще долго звенел в моих ушах, хотя боль оставила меня. Когда Данэлло поднял меня и убрал с лица мокрые волосы, я поняла, что слышу стоны стражей за дверью.

— Ниа? — он звучал тревожно. — Ты меня слышишь?