Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа

Ой! Я же тебе про то дело подробно еще не писала! Обер-полицмейстер Петухов снял с себя должностные полномочия и уехал от позора с семейством, куда — никому не ведомо. Сашеньку пока держат в скорбном доме, после суда, скорее всего, ждет ее пожизненная каторга и полное лишение магических сил, как и возлюбленного ее, Дмитрия Уварова. Ты скажешь, что за злодеяния надо их казнить? Я тоже так считала, хоть и не кровожадна, но Зорин мне объяснил, что лишение магии для чародея — это хуже смерти.

Ну, вот и все мои новости, маменька. В ближайшие вакации намереваюсь я к тебе приехать, соскучилась — мочи нет. Или, если будет твое желание, ты в столицу приезжай. Знаю, ты ответишь, что хозяйство твое требует ежечасного присутствия, но уж на пару неделек можно и отлучиться. Я свожу тебя на мороженое в наимоднейший ресторан, театр еще посетить можно и фильму посмотреть, а то мне здесь только обещают в фильмотеатр сопроводить, а с приглашениями не спешат. Засим прощаюсь.

Твоя верная дочь, чиновник седьмого класса чародейского приказа надворный советник Евангелина Романовна Попович.

P.S. Шеф говорит, что я единственный чиновник империи, которому удалось за неделю до следующего класса дослужиться. Говорит, что, если я собираюсь так же карьеру строить, быть мне рано или поздно первой женщиной-канцлером Берендийской империи. Шутит, конечно».

Дождь сек воздух холодными плетями, Крестовский запрокинул голову, ловя ртом капли.

— А сильный черт оказался. — Мамаев, подтянувшись на руках, вылез из стенного пролома. — Думал, он тебе голову откусит.

— Да, пасть там была что надо! — Семен расхохотался. — Хорошо, ты его вовремя развеял вместе с пастью.

Иван Иванович, появившись из пролома вслед за Эльдаром, пробасил:

— Что-то часто нам навские мороки попадаться стали. Не к добру это.

Семен покачал головой:

— Они своих чуют, вот и шебуршат. Третьего дня навское посольство в Мокошь-град пожаловало.

— Чего хотят?

— Вот нам с тобой, Иван, они и должны об этом рассказывать, — раздраженно бросил Крестовский. — Отчитываться обязаны.

— Что, Брют опять донимает? — встревоженно спросил Зорин, нисколько не обидевшись. — Что ему неймется?

— Я не понимаю, что ему нужно, — бросил Семен. — Игрушки в дочки-матери, то есть, простите, в сынки-папашки надоели мне до черта. Он же мне так и не объяснил, за каким лешим пытался с рыжей куртизанкой в «Саду наслаждений» свести.

— Это когда Геля андалузскую прелестницу изображала? — оживился Мамаев. — Наслышан, наслышан.

— Что она тебе рассказала?

— Не волнуйся, все, что утаила, я прекрасно себе вообразить смог, — Эльдар подмигнул. — Ну, не томи. До чего у вас дошло?

— Что… она… тебе…

— Это ревность. Спаси, Ванечка! — Мамаев отпрыгнул в шутливом испуге. — Да успокойся, Отелло, ничего она мне не говорила. Я андалузскую прелестницу допросил, Машеньку, пока мы с ней в госпитале здоровье поправляли. Кстати, милейшая барышня, жаль, что ее быстро куда-то перевели. А тебе, Семен, я бы посоветовал кота за хвост не тянуть, а ухаживать с усердием. Геля у нас существо трепетное, хотя и суфражистка, первый шаг она делать не будет.

— Это точно, — поддержал друга Зорин. — Мы же видим все, Семушка, замечаем, какими вы взглядами обмениваетесь, как вас тянет друг к другу.

— А еще, — Эльдар склонил голову к плечу, — когда нас в государевой канцелярии к награде представляли, кое-кто заметил, что кое-кто на нашу Гелюшку свой вельможный глаз положил. Причем первый кое-кто — это ваш покорный слуга, а второй — господин канцлер.

— Мы так и будем под дождем беседовать? — неприятным голосом спросил Крестовский.

— Так за чем у тебя дело стало? — участливо спросил Зорин, когда компания двинулась в сторону присутствия.

Навский морок изволил расшалиться в подвалах доходного дома в двух кварталах от чародейского приказа.

— Дело не во мне, — ответил Ивану Крестовский, — и даже не в ней, хотя некоторых ее реакций я ни понять, ни предсказать не в силах. Дело в Брюте. Он почему-то не желает рядом со мною спутницу видеть. Каждую нашу беседу он заканчивает увещеваниями, чтоб я на любовь размениваться не смел. Это ведь неспроста. А если он решит за Гелю приняться? Все помнят, что случилось с Евой стараниями его высокопревосходительства?

— Не хотела бы оказаться под венцом с Головиным, а также в его постели, так и не оказалась бы, — сказал Мамаев. — Думаешь, господину канцлеру есть что предложить нашей суфражистке? Думаешь, она на какого-нибудь графа купится?