Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа

А еще, маменька, я о своей любви часто думаю. Ты писала, чтоб я как раз мыслями особо не увлекалась, чтоб все своим чередом шло, но у меня не получается. Я люблю. Это аксиома, не требующая доказательств, хотя и доказательств у меня предостаточно. Я хочу на него смотреть все время, слушать его голос, случайно соприкасаться, когда передаю ему какие-нибудь служебные документы. И дело, как выяснилось, не в особых шефовых чардейских феромонах, как я поначалу по наивности думала. Я ревную. Третьего дня приходила к нам хорошенькая барышня, на Лялино место устраиваться, так у меня даже голова разболелась, пока они с шефом в кабинете собеседовались. Хорошо еще, не подошла та барышня. Но завтра еще одной назначено. Рано или поздно в приказе появится еще одна женщина, и страдания мои станут каждодневными. Ревность — плохое чувство, я знаю. И я буду с ними бороться с обеими, и с ревностью, ис любовью. Жозефина, Матрена которая, мне сказала — я же тебе писала, что с шансонеткой-попутчицей сдружилась, пару раз уже вместе на мороженое в „Крем-глясе“ захаживали? — что самый наилучший способ от любви избавиться — это другую любовь себе завести. Даже предлагала с приличным господином познакомить. Я отказалась. Потому что, во-первых, знакомство это предполагало, что я с Зориным ее в ответку сведу, а во-вторых, мужчины меня вообще интересуют мало. Все, кроме одного. А он явно ко мне охладел, даже на „ты“ больше не называет. Эх, маменька, давай не будем больше о нем. Давай о чем-нибудь приятном.

Помнишь, я тебе сообщала, что Иван Иванович Зорин нашел мне чудесную комнатку под съем в особняке на благочинной Цветочной улице, за рекой через мост от нашего приказа? Комнатка оказалась целым апартаментом — спаленкой, кухонькой и даже крошечной смежной с кухней гостиной. Вход отдельный через сад, терраса. Так что если выдается свободная минутка, я могу посвятить ее разведению всяческой флоры. Хозяева особняка постоянно в столице не проживают, поэтому за спокойствие своих домашних вечеров я могу не опасаться.

Лукерья Павловна написала мне из деревни. С Гришкой у них все ладно, он посещает церковную школу, и учитель говорит, что при должном старании перескочит через класс уже в следующем году. Они завели хозяйство — кур и свиней, так что к Рождеству ожидается мною посылка с домашней бужениной.

Сундук я с оказией забрала, ну то есть привела к Петровне пресловутой двоих младших чинов, ониже мне гардероб мой по новому адресу и определили. И хорошо, что вовремя, потому что вечером мне пришлось благонравную монашку изображать. Подробностей сообщить не могу, дело еще не закрыто, но, если попадется в газетах заметка про арест и закрытие опиумного притона на Костоломной улице, знай, чадушко твое свою руку там приложило.

Кстати, о гардеробе. Третьего дня я заказала себе целых три новых мундира, а один так и подавно парадный с петличкой. Потому как от службы я постоянно одежду то рву, то подпаливаю, просто не напасешься…»

Я остановилась, перечитала уже написанное, размяла пальцы. Маменька желала знать о моем житье-бытье все в мельчайших подробностях, и я этому ее желанию старалась соответствовать.

«Марк Иренович приступил к съемкам фильмы, и судя по энергичности, с которой он начал, на премьеру можно будет покупать билеты к концу месяца. Газеты уже пишут про загадочного актера Ника Беса — восходящую звезду, которая будет разбивать сердца зрительниц своею жаркою гишпанскою красою. Ты же догадалась? Он анаграмму сочинил — Бесник — Ник Бес. Невзирая на будущую славу, в приказ он приходит отмечаться регулярно, иногда и до дому меня провожает. Шефа почему-то эти наши встречи немало ажитируют, но я — женщина взрослая и самостоятельная, сама разберусь, с кем мне после службы время проводить.

Кстати, о женщинах. Пришло мне на адрес приказа приглашение посетить закрытое заседание мокошь-градского клуба суфражисток. Я слегка робею, но думаю пойти, посмотреть на столичных своихидейных сестер. Говорят, графиня Головина на те заседания наведывается, и некоторые другие фрейлины.

Ты спросишь, откуда я об этом узнала? А когда нас в канцелярии государевой за дело о Пауке-убийце к наградам представляли, я в приемной с одним офицером разговорилась, а он, видно, желая в моих глазах осведомленной особой показаться, целый ворох сплетен на меня вывалил. От наших действий, оказывается, не одна вельможная голова с плеч слетела, — это я сейчас фигурально. Боярин Еськов, к примеру, в свое имение спешно отправился, отчего канцлер свое положение немало укрепил.