Ника Ракитина - ГОНИТВА

Гивойтос встал, снова оказавшись намного выше его, и произнес отчетливо:

– Это не та сила, с которой возможно справиться. Я не стану вам помогать.

– Но у Жвеиса был договор с Мореной…

– У Жвеиса были короны. И даже, несмотря на короны, Морена смогла его убить. Нет, Алесь. Вы хорошо постарались, вы узнали многое, если не все, но помогать вам уничтожать Узор я не стану. Один раз я ошибся, хватит.

– Нет никакого Узора! – отчаянно закричал Алесь, заступив ему дорогу. – Когда-то: да! А теперь… "В лето 1498 от Христова рождения чума, вспыхнув в Джинуэзе, распространилась по Эуропе через моряков и корабельных крыс, но едва прийдя к морским воротам Лейтавы, суда с заразой были задержаны, а после и обращены вспять вызванным гонцами противным ветром. На сухопутных рубежах случилось подобное. Так что Лейтаву обошли вонь горелой плоти и скрип мертвецких телег". Да в какую летопись ни глянь! Неудач меньше, урожай обильнее, начальство умнее. Не было войн за веру, доказной инквизиции, скот от ящура не подыхал… А теперь на что вы годные? Лень для родины жопой пошевелить…

– Что, неправда?! – захлебываясь слюной, орал Алесь. – Немочь бледная!! Кастрат! Думаешь, я не понимаю?! Эта девка просто влюбила тебя в себя. Она любого влюбит. Если не знать вот этого! – само собой прыгнуло в ладонь из кармана зеленое ожерелье, одарило колючей силой, сально взблеснуло под сентябрьским солнцем.

– Как бы ты ни силился, Ужиный Король, она всегда останется трупаком, предателем, навкой из могилы. Ну, что молчишь? Отбери!

– Вы дурак, Алесь.

– Что?

– Алесь, вы дурак. Извините.

Отвернулся и пошел в дом.

Пинком сшибив еще один горшок с Улькиной геранью, Ведрич уселся на верхнюю ступеньку, правой ладонью подперев щеку, и бездумно пропуская ожерелье Морены через левую. "Если… если он не желает, я должен его заставить". На горизонте громоздились тучи, расходившийся ветер пригибал сучья деревьев, мир утонул в лиственной рыжей замети. Придя к решению, Алесь пружинисто вскочил. Ногой растворил двери. У него за спиной молния золотым лосиным рогом прорезала небо. Зарокотал гром. Невидный отсюда шиповник у берега, теряя лепески, прилег к земле. Сырой ветер словно подтолкнул Ведрича в спину.

Свернув в левую галерею и проплутав по лестницам, Алесь вышел к парадным маршам, полого сбегавшим вниз. Травяного цвета дорожки с цветочным обрамлением были прижаты медными прутьями. Лестницы походили друг на друга, как два отражения. Подгоняемый нетерпением, Алесь даже не стал спускаться до конца, а просто перепрыгнул перила из тонких деревянных прутьев с позолотой на утолщениях. Миновав парадный вестибюль с ореховыми панелями и мраморными статуями в нишах, толчком распахнул резное, почти воздушное полотно из красного дерева со вставками-витражами. Испуганно запело солнечное стекло.

В квадратной зале с толстыми оштукатуренными стенами и тяжелыми выступающими балками, на которые опирались балконы, было сумрачно и очень тихо. Сюда не доходили громовые раскаты, сквозняки не качали подвески огромной люстры, закутанной в кисею; вниз молча свисали с мраморных балюстрад потускневшие штандарты, на которых невозможно было разобрать древние гербы. Лишь время от времени молнии, сверкая сквозь витражи узких окон под самыми сводами, чертили стремительный узор. Под этим узором терялся в колодце залы высокий человек в стародавней делии – выходец из потустороннего мира. Ужиный Король. Потомок Осинки-предательницы, гнилое яблоко от гнилого корня.

Серебряная оправа ружанца впилась в сжатый Алесев кулак.

– Повернись и говори со мной!

Гивойтос не шевельнулся.

– Хорь, трус, предатель, говори со мной! Ну, ты будешь говорить?!…

Праща из зеленых камней крутанулась в руке, как живая. Выплюнула в спину Антиному дядьке колючую шрапнель. Вскрикнув, пошатнулся Гивойтос – и уже в падении стал превращаться в невероятных размеров ужа. Заставляя стонать воздух, сжималось тугими кольцами и стремительно распрямлялось тело. Грубая чешуя, черная сверху, переходила в грязно-желтую на брюхе; из-под янтарных пятен, немыслимо похожих на корону, буравили врага древние злые глаза. Метался раздвоенный язык.

Алесь бросался туда-сюда, точно заяц, по скользкому от крови Гивойтоса паркету – но везде его настигали кольца ужиного тела или тупые удары головы.

Стиснутый в смертельном объятии, сдирающем кожу с костей, Ведрич искал пальцами хоть какое оружие. Но колдовское ожерелье, блеснув насмешливой зеленью, ускакало из руки.