Вера Камша - Довод Королей

– Придется ей увидеть и сына.

Ампаро удалилась, шаркая по чисто выметенной дорожке. Юноша вскочил, по-кошачьи потянулся и подмигнул побледневшей сестре.

– Не бойся, малявка. Я с тобой.

– Там будет Дафна.

– Будет. Куда же без нее, ну да не съест она нас. Кончилось ее время.

– Ты так думаешь?

– Думать тут нечего, тут драться надо, – Рафаэль коснулся ножа на поясе, с которым никогда не расставался.

– Рито... Но ты не... Ты...

– Дарита, я хочу ее убить, и давно, но я понимаю, что можно и что нельзя. Ее нужно поставить на место раз и навсегда. Пусть молится, хоть лоб расшибет, но в наши дела не лезет. Если матери нравится с ней носиться, бога ради, но тебя я ей не отдам. Да ты и сама не хочешь.

– Не хочу, – прошептала девушка, – я ее боюсь...

– Нашла чего бояться. Тухлую камбалу... Идем, и выше хвост!

Брат и сестра не медленно, но и не быстро пошли по узкой тропинке. Даро крепилась, но Рито видел, как ей страшно, и взял сестру за руку. А потом внезапно подпрыгнул, наклонил цветущую ветку и, оторвав гроздь бледно-розовых цветов, умело вплел в густые черные волосы.

– Вот так. Во-первых, тебе идет, а во-вторых, пусть видят, что ты живая и хочешь жить!

Он был прав. Две пары глаз – огромные материнские и маленькие, по выразительности соперничающие с сушеным горохом, – вперились в благоухающую гроздь. Но герцогиня начала разговор с другого:

– Рафаэль, я не звала вас.

– Я знаю, – юноша прямо и спокойно взглянул матери в глаза, – но я не уйду. Мой долг защищать сестру.

– От матери и наставницы?

– Да, насколько мне известно, других врагов у нее нет.

– Вы забываетесь, Рафаэль!

– Нет, просто я называю кошку кошкой, а камбалу камбалой...

Бледное лицо герцогини побелело еще больше, она сжимала и разжимала затянутые в перчатки руки, не находя слов, и в дело вступила Дафна.

– Вы и вправду забылись, молодой сигнор, – голос у нее был густой, низкий. Отнюдь не женский и, с точки зрения Рито, неимоверно противный, – немедленно покиньте нас и молите Господа, чтобы он отпустил вам ваши грехи.

– Людям я не делал зла, сигнора. В отличие от вас, так что если Господь благ и мудр, он меня не осудит, а если нет, то моли не моли...

Бланкиссима испустила нечто среднее между шипением и рычанием.

– Хватит! Вы слишком долго испытывали мое терпение и терпение святой. Сейчас вы ответите за свою дерзость.

– Да ну? – поднял бровь Рафаэль, но, заметив, что Дафна приподнимается, резко шагнул вбок, прикрывая собой дрожащую Даро.

– Сын мой, – в голосе герцогини послышалось волнение, она явно знала, что произойдет, и, может быть, впервые в жизни обнаружила материнские чувства, – сын мой, прошу вас уйти. Вашей сестре здесь не может ничего грозить.

– Благодарю, матушка. Но я не уйду. Хотя бы для того, чтобы вы убедились. Дафна, – он невольно поморщился, произнося ненавистное имя, – ничего никому не сделает. Ни мне, ни Даро, ни вам... Она врет, она всегда врала.

Рафаэль был несправедлив. Бланкиссима умела многое, и она решила пустить свое знание в ход, чтобы раз и навсегда проучить дерзкого юнца и закрепить свое положение. Толстые губы шевельнулись, Рито заметил капельки пота, выступившие на висках у матери, почувствовал ужас Даро. Ради нее, ради них обеих он должен выстоять, как бы трудно ни было. Горячие карие глаза молодого маркиза поймали тусклый взгляд Дафны, как никогда похожей на снулую рыбину. Однако ее отсутствующий вид был обманом, Рито почувствовал, как потянуло липким холодом, и его рук, лица, шеи коснулись невидимые нити. Холодные и влажные, они становились все толще, облепляли его, превращаясь в подобие савана.

Рафаэлю стало безумно, отчаянно страшно. Но он был мирийцем, он был сыном герцога, он был байланте, и он защищал сестру. Страх сменился яростью, рука, спеленутая незримыми путами, рванулась к ножу. Видимо, нити были не очень прочными, а рывок для Дафны оказался сущей неожиданностью. Рито даже показалось, что он слышит противный звук рвущейся паутины. Знакомая рукоятка словно бы сама прыгнула ему в ладонь. Не задумываясь, что он делает, юноша с силой рубанул перед собою воздух и с облегчением понял, что атэвская сталь рассекла незримые нити не хуже, чем обычную пряжу. Он еще раз рассек пустоту, на сей раз крест накрест, и понял, что освободился.

Дафна смотрела на него, выпучив глаза, в которых застыло нечто похожее на удивление. Сам не понимая, что делает, Рито шагнул вперед и занес нож, но не ударил. Не успел. Между ним и бланкиссимой бросилась мать. И Рафаэль Кэрна опустил нож.