Владимир Лосев - Месть Демона

Ох, и тяжелый он был…

— Рассказывай, что было дальше, — произнес я таким же, как у него глухим голосом и опустил голову. — Всё рассказывай, как было…

— Я раздел его догола и привязал к батарее, а потом разрезал ему живот. Правда, сначала подождал, пока очнется. Шарик закричал, что меня убьет его охрана, а потом начал молить о пощаде и стал предлагать деньги. Начал с двадцати тысяч зеленых, дошел до сотни, а потом замолчал, наверно, стало жалко, а может быть, понял, что меня не купишь.

Ты был прав, когда говорил, что деньги для них значат гораздо больше, чем душа. Я раньше и не предполагал, что они так слабы.

Кажутся-то сильными, волевыми, безжалостными…

— Продолжай…

— Я делал все так, чтобы он видел своими глазами. Показал ему твой нож, потом стал разрезать ему живот. Он мне не поверил, что я это смогу сделать, тогда ему отрезал гениталии, после чего он уже только плакал и отвечал на вопросы. А нож у тебя хороший, настоящий, он, когда его видел, по-настоящему испугался…

— Он знал, что этот нож мой…

— В какой-то момент мне даже стало его жалко. Всего на мгновение, но когда он начал рассказывать, я вдруг понял, что передо мной не человек… — Роман успокоился, стал отстраненным, словно ушел куда-то далеко. —

Ольга действительно смотрела на них, как на грязь, а они ей пачки баксов в сумку засовывали. Думали, она передумает, и согласится поехать с ними добровольно. Это потом они ее в машину засунули, правда, ударили сначала, по голове…

А в роще, где они решили пикник устроить, Шарик выпил, разделся до пояса и заявил, что если она сейчас переспит с ним, то он ей квартиру купит…

А она смотрела мимо него и пыталась уйти. А ей не давали, окружили со всех сторон, предлагали самой цену назначить. Кричали — королева сама решает, сколько это будет стоить каждому. Я думаю, они и сами не понимали, что происходит, настолько были пьяны. К тому же охрана вытащила из машины складной стол и поставила на него водку и закуску. Вот они пили и с ней говорили…

— Говорили? — я нахмурился, потому что в какой-то момент перестал слышать и видеть, глаза защипало.

Словно наяву видел нежное лицо, ее огромные фиалковые всегда удивленно распахнутые глаза.

Думаю, что Ольга просто не понимала, что от нее хотят. Она же всю свою жизнь мечтала о любви, представляла, как это будет, а постельные сцены даже по телевизору смотреть не могла, все это ей казалось настолько грязным, что она отстранялась, словно такого в жизни и не существует…

Я думаю, Ольга в тот момент даже не понимала, что ее могут изнасиловать, она же жила в другом мире, чистом и светлом, где по полям скакали рыцари в латах с шарфом привязанной любимыми руками на копье…

Слеза у меня полились сами собой, Роман отвернулся, и я понял, что и он не смог сдержаться.

— Никогда не верь, что мужчины не плачут, — так мне когда-то говорил отец. — Они плачут, но не от своей боли, а от чужой. От жалости к другим, а не к себе, от чужой обиды, а не своей…

Он знал это точно, все-таки войну прошел, за спинами не отсиживался.

Мог и на фронт не пойти, давали ему «броню», а он отказался…

— А она сказала, что ей не нужно их денег, потому что они у них кровью пахнут.

Потом попросила ее отпустить. Сказала, что им не такие, как она, нужны, с ней будет скучно, — продолжил Роман, борясь с собой, голос у него стал какой-то всхлипывающий, но через какое- то время он с собой справился, и снова отрешенно продолжил. — Вот это их видимо и окончательно взбесило. Перо крикнул:

— Если каждая проститутка будет нас учить, что нам делать, то в этом городе нам даже на хлеб не собрать. Сейчас она каждому из нас даст и бесплатно, а потом еще и с охраной позабавится…

Охрана вынесла из машины кошму и одеяла…

— Имена их, — прошептал я. — Я хочу знать все имена, охрана мне тоже нужна, все, кто ее касался в этот вечер, должны умереть…

— Вот, как ты и просил, только они все мертвые, двое всего осталось, — Роман достал из кармана листок и положил передо мной. —

Остальные ее не трогали, потому что ей живот

Перо взрезал, крови было много…

Я вглядывался в список, написанный его угловатым почерком, и не мог разобрать, все расплывалось от слез. Несколько слез упало на листок, и чернила изменили цвет.