Владимир Лосев - Месть Демона

Я взял нож, нарезал толстыми ломтями колбасу и стал не спеша, есть. Хлеба на столе лежал маленький кусочек, видимо последний, я его не трогал.

— Мне рассказали, что тебя милиция арестовала, — произнес Роман, поднимая голову, глаза у него были светлые, почти желтые. Они казались наивными и добрыми. — Я уже решил, что все, конец нашим планам. Думал, придется заканчивать одному…

А мне их всех не убить, они сильные, подозрительные, теперь после смертей стали осторожными, да и охраны у них хватает.

Я оторопел от его слов. Потом медленно прочитал про себя, как спасительную мантру, фразу из кодекса самураев:

… Твоя воля выполнит свой долг и превратится в стальной щит. Если ты можешь проследить свой путь прямо, с открытыми глазами, с умом, свободным от путаных мыслей, то избежишь ошибки. Если же не сможешь, то тебя ждет смерть…

Я недоуменно поднял брови, но промолчал. Роман отвернулся от меня и заговорил глухим голосом, руки его нервно сжимались в кулаки и снова разжимались.

Вольно или невольно я на них посмотрел. Дядя Игорь был прав, это были руки тренированного бойца. Ребро ладони было желтым и жестким. Такими руками убивают, проламывают доски и ломают кирпичи. Букашкин явно занимался каратэ, никакому другому виду спорта такие ороговевшие мозоли, набитые часами тренировок, просто не нужны. Я посмотрел в открытую дверь бытовки и увидел возле котлов у стены мешок с песком, висящий на цепях, закрепленных к потолку. Видно было, что его избивают довольно часто, на плотной и твердой ткани, уже появились характерные вытертости, а кое-где торчали и заплаты.

— Я вижу перед глазами ее лицо, — выдохнул Роман. — Бросаю в печку уголь, а там она танцует в пламени, убираю золу, а ветер поднимает пыль, а в завихрениях вижу ее глаза. Иногда становится совсем невмоготу, тогда напиваюсь, но это не спасает…

Я видел, как ты плакал в душе, и сам бывает плачу, не могу сдержаться. Но слезы не помогают, от них становится еще горше. Мне не хочется жить, спасает только работа. Ты видишь, я отказался от подсобника. Не ради денег, просто приходится за день перетаскивать по двадцать тонн угля, это помогает заснуть, иначе как закрою глаза, сразу вижу ее лицо. Правда, она была похожа на ангела?

У Романа выступили слезы. Немного странно видеть мужчину с мужественным суровым лицом, по которому бегут слезы. Такие лица не приспособлены для плача, они вызывают не жалость, а растерянность. Он продолжал тихо бормотать:

— Эти звери не должны жить среди людей. Они считают, что им принадлежит весь город и люди, живущие в нем. Они думают, что деньги их защитят. Но даже в старые времена начинали гореть барские усадьбы, когда терпение заканчивалось…

Неужели эти новые прорвавшиеся к власти рассчитывают, что их никто не тронет? Глупо же! Или они думают, что их защитит армия, которая давно сама готова разбежаться от неумных неправильных решений. Или милиция? Так те, исчезнут сразу, как только повеет народным неповиновением. Так всегда было, так и будет…

Нельзя так с людьми. Нельзя…

А некоторые считают, что им принадлежит и вся наша страна. Русский человек терпелив, за его спиной стоит не одна сотня лет рабства и неудачных восстаний. Но грань есть, она неуловима, ее никто не замечает. Терпение истончается понемногу, но когда оно лопается, тогда все и происходит. Разрушение, кровь, боль. Лопается-то не у одного, а у многих одновременно…

— Пока лопнуло только у нас двоих, — грустно усмехнулся я. — Другие словно ничего и не заметили. На их глазах замучили и убили ангела, а они даже бровью не повели…

— Ты не прав, — вздохнул Роман. — Я разговариваю с людьми, они мне сочувствуют.

А терпение у них не лопается просто потому, что им не так больно, как нам. Но они рядом и готовы помочь…

— Качки Болта умеют сражаться. Они захватывают заводы, фабрики, дома, и привыкли убивать. У них есть структура, как у небольшой армии, у них есть князь, нам с ними не справиться…

— Ко мне подходит каждый день кто- нибудь, — продолжил Роман, словно не слыша того, что я ему сказал. — Рассказывают о том, что они радуются тому, что нашелся храбрец, который мстит за смерть Ольги. Они, вероятно, думают, что это я убиваю, никто же не знает о тебе, и хотят меня подбодрить…