Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)

Дальнейший след показывал, что Кольтен направился вовсе не в сторону Карона Тепаси, а к Роднику Дриджны — небольшому селению, расположенному намного восточнее.

«В таком случае я догоню их гораздо раньше», — обрадованно подумал Дюкр.

Следующая мысль погасила его радость: «Малазанцы отчаянно нуждаются в воде, и Камист Рело об этом прекрасно знает. Возможно, он готовит Кольтену ловушку. А выбор у виканца невелик».

Солнце постепенно клонилось к западу. Бескрайность пустынной степи угнетающе действовала на Дюкра. Все его надежды и страхи вдруг показались ему такими ничтожными. Да и он сам, затерянный в этих просторах, был подобен камешку или комочку сухой земли. Иногда ему встречался труп обессилевшего беженца или солдата, умершего от ран. На жаре тела мертвецов распухали, становясь темно-красными и даже черными. Если их бросали непогребенными, значит, Кольтен очень торопился.

Где-то за час до сумерек историк увидел впереди большое пыльное облако. Тифанские всадники. Они двигались в полулиге от него, торопясь к Роднику Дриджны. Значит, Кольтену нечего рассчитывать на отдых. Армию и беженцев ждет тревожная ночь, полная ужаса и потерь. Нападения на дозорных, налеты на загоны со скотом, зажигательные стрелы, выпущенные по повозкам и шатрам с беженцами.

Тифанцы медленно исчезали вдали. Лошадь Дюкра устала, но историк заставил ее скакать галопом. У тифанцев наверняка есть запасные лошади, а он угробит свою, но все равно не сумеет их опередить. Да и что изменит его появление? Зачем эта гонка? Чтобы предупредить Кольтена о том, что тому и так известно? Кольтен все это прекрасно знает. Когда-то он и сам был мятежником и гнался по Виканским равнинам за отступавшей имперской армией.

Дюкр поехал быстрым шагом. Он решил не делать привала, а продолжать путь — тогда он сумеет проехать незамеченным мимо вражеских отрядов и достичь какого-нибудь дозорного поста Седьмой армии. Однако чем больше историк думал об этом, тем меньше оставалось у него надежд дожить до утра.

В пустыне темнело почти мгновенно. Небо приобретало цвет высохшей крови, а затем становилось совсем черным. Дюкр еще раз огляделся. Он заметил медленно надвигавшееся облако. В последних лучах солнца оно переливалось тысячами неярких точек. Опять плащовки, и уже не тысячи, а, быть может, миллионы. Покинув Хиссар, они торопились на новое пиршество.

«Они — безмозглые твари, которыми движет инстинкт», — пытался успокоить себя Дюкр.

И любое сходство этого громадного облака с человеческим лицом — плод его воображения. Клобуку незачем появляться в таких местах. Властитель Смерти не был склонен к позерству; скорее наоборот, его отличала… ироничная скромность.

«Просто я поддался страху. Человеческий разум любит искать особый смысл в бессмысленных событиях. Только и всего».

Дюкр вновь пустил лошадь галопом, двигаясь навстречу вечерней мгле.

Забравшись на гребень невысокого холма, Фелисина разглядывала ожившую впадину.

«Воплощенное безумие» — других слов у нее не было.

Неужели природный мир тоже подвержен ему? Все началось неожиданно. Они свернули шатры и были почти готовы пуститься в дальнейший путь, как вдруг песок вокруг подернулся рябью, будто озерная вода под дождем или градом. Пространство заполонили блестящие черные жуки величиной с большой палец Бодэна. Их были тысячи… нет, сотни тысяч, и все ползли в одном направлении. В Гебории сразу же проснулся пытливый ученый. Старик отправился вслед за жуками, желая выяснить, куда и зачем они ползут. Он торжественно двигался среди черных волн и вскоре исчез за изгибом холма.

С тех пор прошло около получаса. Геборий не возвращался.

Рядом с Фелисиной сидел Бодэн, привалившись спиной к своему заплечному мешку. Разбойник всматривался в темноту. Он начинал беспокоиться. Фелисину тоже тревожило долгое отсутствие Гебория, но она решила не говорить об этом первой. Опять взбалмошный старик увлекся каким-то пустяком и забыл о главном. Фелисине все чаще казалось, что Геборий для них — обуза.

Припухлость на ее лице постепенно прошла, и теперь она видела и слышала как прежде. Но боль в теле не проходила. Быть может, кровососки все-таки отравили ее? Оставили свой яд, проникший еще и в душу? Она ощущала это по своим снам. Во сне Фелисина неизменно видела кровь; большая кровавая река несла ее, как пушинку. Сегодня был седьмой день их бегства из Макушки, и все это время какая-то часть ее существа только и мечтала о настоящем сне.