Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)

— Обелиск! — выдохнул Икарий, беспокойно ерзая на стуле. — Так я и знал! Прошлое, настоящее и будущее сходятся в одной точке.

— Клобук меня накрой! — прошептал Маппо.

Искарал Паст положил вторую карту. Ее левый верхний угол накрыл правый нижний угол Обелиска.

— Ага! Веревка — покровитель ассасинов!

Старик торопливо стал раскладывать остальные карты, громко называя каждую из них, словно его собеседники были слепыми или никогда прежде не видели колоду Драконов.

— Опонны… Так, братец наверху. Удача, которая толкает неведомо куда, а на самом деле — неудача. Просчеты, опрометчивые поступки, дурное стечение обстоятельств… Скипетр… Теперь Трон… Дама Верховного Дома Жизни… Пряха Верховного Дома Смерти… Воин Верховного Дома Света… Рыцарь Жизни… Каменщик Мрака…

Искарал Паст выложил еще дюжину карт, затем откинулся на спинку стула и сощурил глаза. Рот его был широко раскрыт от изумления.

— Возрождение. Воскрешение без перехода через врата Клобука. Возрождение…

Старик поднял голову. Икарий смотрел на него.

— Вы должны отправиться в путь. Совсем скоро, — произнес Паст.

— Опять поиски? — спросил Икарий.

Маппо знал этот тихий, спокойный тон, от которого у него всегда шевелились волосы на затылке.

— Да, поиски. Неужели ты сам не видишь? — рассердился Паст.

— Что я должен видеть? — прошептал Икарий.

Не догадываясь, что его жизнь висит на волоске, Искарал Паст встал и обвел рукой карточный расклад.

— Глупец! Все перед тобой! Мой господин, Повелитель Теней, разжевал все так, что даже младенец поймет! И как ты мог прожить столько веков и не набраться ума?

Раздосадованный Искарал Паст накрыл руками остатки волос на своей голове. Старик подпрыгивал на месте.

— Обелиск! Неужели ты не видишь, в каком месте легла эта карта? А дальше? Каменщик, Пряха, Скипетр, Дамы, Рыцари, Короли, Шуты!

Икарий молниеносно оказался возле старика. Схватив Паста за шею, он приподнял верховного жреца и протащил по столу. Глаза Паста округлились. В горле у него булькало, а сам он сучил ногами.

— Друг мой, — предостерег Икария Маппо, опасаясь, что ему придется вмешаться, пока не стало слишком поздно.

Потрясенный вспышкой собственного гнева, Икарий выпустил старика.

— Говори просто и понятно, жрец, — тихо потребовал он. Искарал Паст продолжал елозить по столу, сбрасывая карты на пол. Когда же он решился поднять глаза на Икария, они были полны слез.

— Вы оба должны немедленно отправляться в священную пустыню, — срывающимся голосом произнес Паст.

— Зачем?

— Ты еще спрашиваешь, зачем? Шаик мертва!

— Этот старик не умеет отвечать напрямую, — сказал Маппо. — Может, он таким родился.

Они сидели в каморке трелля. Искарал Паст ушел отсюда несколько минут назад, требуя, чтобы они немедленно отправлялись в путь. Слугу в последний раз они видели, когда уходили вниз.

Икарий молча кивал.

— Старик упомянул воскресение. Похоже, внезапная смерть Шаик угрожает опрокинуть все пророчества, если только «возрождение» не означает ее возвращения от врат Клобука.

— И что же, Искарал Паст рассчитывает, что мы станем повивальными бабками этого возрождения? Я так рад, что пустынная ведьма мертва. Пусть теперь Клобук печется о ней. Мятеж — это всегда моря крови. Если смерть Шаик остановит мятеж и не даст ему вспыхнуть, зачем нам вмешиваться и ставить себя под удар?

— Ты боишься гнева богов? — спросил Икарий.

— Я боюсь, что мы окажемся игрушками в их руках или в руках их приспешников. Ты не хуже меня знаешь: для большинства богов кровь и хаос в мире смертных — это вино и яства. Особенно для тех, кто не прочь и сам вмешаться. Я не хочу становиться их пособником.

— И я тоже не хочу, — сказал полуджагат, подымаясь со стула. — Тем не менее, я бы не отказался взглянуть на воскресение. Мне интересно: какой должна быть уловка, позволяющая вырвать душу из когтей Клобука? Насколько я слышал, каждая попытка воскресения доставалась исключительно дорогой ценой. Намного дороже, чем думали те, кто на это отваживался. Даже если Клобук и отпускает душу, он делает все, чтобы остаться в выигрыше.

Маппо закрыл глаза, потирая свой широкий, покрытый не одним шрамом лоб.

«Друг мой, зачем мы здесь? Что мы здесь делаем? Я вижу, с каким отчаянием ты ищешь ответы на свои вопросы. Если бы я мог говорить с тобой открыто, я бы предостерег тебя от дальнейших поисков истины».

— Семиградие — древняя земля, — сказал он. — Мы даже не подозреваем, какие силы дремлют в ее песке и камнях. А ведь они копились век за веком. Когда мы оказываемся на подступах к Рараку, у меня всегда появляется такое чувство, будто я иду по узенькому мостику над пропастью. Или бреду над бурным морем по тонкой паутине. Этот древний мир беспокойно ворочается в своем сне, и куда сильнее, чем прежде.