Екатерина Кинн - Самое Тихое Время Города

Девушка заморгала. Демон торжествующе улыбался.

– Рожденный ползать, – пробормотала она. – Рожденный ползать кусать не может… Летать – кусает…

Что-то вертелось на самом краю сознания, что-то неуловимое… Демон уже снова был рядом, обходя деву бархатно, по-нетопырьи, как киношный злодей. Остановился позади, приблизился мягко, навис, дышит на волосы. Рука скользнула вдоль шеи, едва касаясь кожи. Бабочка трепещет крылышками… Девушка сжалась, не двигаясь с места, как мышка под взглядом змеи.

«Змея. Рожденный ползать. В пасти… Ответ ускользает. Черт, да чего в кино все эти дуры стоят и не шевелятся, когда их чуть не лапают!»

Лицо демона оказалось совсем рядом. Улыбается, скалится, трепещет длиннющими ресницами…

– Отвеча-а-ай же-э-э-э, – шепотом, шелестом, обвивает, обволакивает…

«Сейчас будет тебе ответ, будет…»

– Ай! – взвизгнул демон и отскочил, зажимая рукой кровоточащее ухо. – Идиотка! С ума сошла кусаться?

– Будет строго наказан тать! – злорадно отозвалась дева. – А ты не лезь. Тут не кино, а я не молчаливый ягненок!

Демон уже опасливо смотрел на деву. И не потому, что она укусила – что-то еще было.

«Будет строго наказан тать… рожденный ползать кусать не может… змея, змея… да что же это, ведь совсем рядом…»

– Твой черед, – почти зло сказал демон. – Ну?

Дева досадливо нахмурилась. Теперь опять выкручиваться, спокойно подумать не даст…

Демон сдвинул брови. Он откровенно с опаской поглядывал на девушку.

– Все же ты лукавишь…

– Это ты, демон, лукавить должен. Должность у тебя такая. А я выкарабкиваюсь. Давай дальше!

Демон внезапно успокоился и кивнул. На его губах снова зазмеилась улыбка.

– Все равно последний удар. Даже если я не разгадаю твоего имени – ты все равно не выйдешь! Потому что и ты не разгадаешь!

Он театрально расхохотался.

– …в пасти змея! Ты – Жало! – выкрикнула девушка, осененная внезапным вдохновением. Демон беззвучно ахнул. – Жало! – Она подпрыгивала и била кулаком по ладони. – Ты был у змея в пасти, когда тот нес яблоко! А жало змеи не ядовито! Напрасно страхом ты мне не льсти! Ах, блин! Змея зубом, не жалом кусает, у нее жало – это же язычок, мягкий язычок, какого его так называют – жало? Да! Это у пчелы и осы оно ядовитое! Оно у них настоящее – жало! – выкрикивала она, подпрыгивая. – И у стрелы и копья острие зовут жалом! И у кинжала жало! Да-да-да!

Демон медленно опустил голову, плечи его поникли, и он мягким движением опустился к ногам девы.

– Владей мной, – мягко, бархатно прошелестел голос.

– Не стоит, – послышался другой голос.

Девушка обернулась. Рядом стояли те, двое. Мужчина и женщина. Что-то схожее было в их лицах.

– Дева! – быстро заговорил демон, цепляясь за ее свитер. – Не отдавай меня! Я буду служить тебе! Как пожелаешь! Как захочешь! Не отдавай меня!

– Опять лукавишь, – укоризненно покачала головой женщина. – Дева, ты действительно думаешь, что сможешь держать демона в рабах? Ты и не заметишь, как станешь сама его рабой, только будешь думать, что хозяйка ему.

Демон в ярости посмотрел на женщину, но ответить ей не посмел. Вместо этого он обрушился на деву.

– А ты не лукавила? – прорычал он. Изо рта его полыхнуло красно-пламенным. – Я играл честно, а ты лукавила!

– Честно? – возмутилась девушка. – Честно? Ты наталкивал меня на мысль, что ты яблоко, а?

– А ты не врала мне, когда сказала, что в твоем имени есть съедобность?

– Ну… почти, – смутилась девушка.

– Ага! Ага! Значит, поединок недействителен!

– Фига! Я отгадала твое имя! А ты лукавил! И я лукавила, но ты-то не отгадал! Мы были на равных! И вообще, – выдохнула она, – ты первый начал. Я, между прочим, с тобой тягаться не напрашивалась.

– Она права, – усмехнулась женщина. Мужчина стоял молча и в перепалку не встревал.

Демон отчаянно озирался по сторонам. Потом метнулся прочь.

– Стоять, Жало! – взвизгнула девушка. Демон замер на полушаге. – Действует! – удивлено выдохнула дева. – А ну иди сюда!

Демон покорно опустился на колени у ног девушки, потупив голову.

– Приказывай, госпожа… – прошелестел он, и девушка невольно приложила руку к груди. Ощущение было такое, будто что-то прохладное и чуть шероховатое скользнуло по едва зажившей ране. И больно, и приятно одновременно. Она охнула.