Изяслав Кацман - Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Впрочем, есть ещё тёплый комочек, заходящийся в обиженном крике: ещё ничего не понимающий, не отдающий другим тепла своих мыслей, но требующий внимания и заботы.

И потому ему, Исключённому Из Перечня Живых, дважды потерявшему свой единый Народ, не когда горевать - надо жить, чтобы будущий человек - не важно, трупоед или гиалиец, выжил. Вот только как это сделать без молока? До ближайшего людского поселения не один день пути - это если знаешь, куда идти. Можно попробовать поймать какое-нибудь дикое животное. Ведь выкормила же волчица аганского бога Дандарга. Только беда - волки в горах не водятся, предпочитая малоснежные степи. Впрочем, по горам лазят горные козы - можно поймать одну из них. Для этого пригодятся способности, присущие всем гиалийцам - подчинять зверей своей воле. Охотясь, Даргед не пользовался знаниями и умениями своего народа - казалось нечестным приманивать к себе зайца или оленя, чтобы перерезать горло послушно следующему за тобой зверю. Но сейчас он не собирался никого убивать - наоборот, пойманной козе или оленихе будет обеспечена сытая и спокойная жизнь - главное, чтобы она давала молоко, нужное маленькому Дагодасу.

Но сначала самое важное - предать земле Дандальви. Даргед вынул меч из ножен . С осени клинок не использовался ни разу - с тех пор, как им была выкопана яма, ставшая могилой для двоих трупоедов, павших от руки гиалийца. И теперь благородному оружию вновь предстоит послужить лопатой могильщика.

Даргед пошёл вверх по склону горы, возвышающейся к западу от башни. Последний приют его любимой должен быть открыт всем ветрам, ей это должно понравиться. Вот, кажется, подходящее место: почти ровная площадка, с которой просматривается округа на сотни харилей во все стороны. Снег здесь сошёл дней десять назад и, уже подсохло. Почва, как и везде в горах, каменистая, но ничего, древний клинок выдержит - не сломается, не затупится. А уж у него, Даргеда, сил выкопать яму поглубже хватит.

Гиалиец окинул взглядом окрестности: лесистые горы с проплешинами каменных осыпей и лужайками, заметно понижающиеся к югу, межгорные долины, покрытые слежавшимся снегом. Самые высокие вершины еще покрыты льдом и снегом - их время придёт в начале лета, когда жаркое солнце наполнит по второму разу водой речки и ручьи, бегущие с гор. Глаза Даргеда скользнули по ярко-синему небу. И гиалиец бессильно опустил меч, занесённый для первого удара: Несколько десятков точек быстро передвигались по южному краю небосвода. Сомнительно, чтобы дикие "секущие" забрались так далеко от своих любимых пологих степных холмов.

"Кажется, люди, Хорг" - невесело произнёс он, обращаясь к волку, сидящему в двух шагах - "Значит, нам не придётся ловить козу или олениху. Зато придётся драться. Ведь летящие на риси наверняка аганы. А аганы имеют на нас зуб".

Крылатые всадники продолжали медленно приближаться. Они были ещё далеко, и Даргед решил, что успеет добраться до башни, раньше их: нужно пройти только три хариля, и всё время под уклон.

Аганы на "секущих" по-прежнему оставались темными точками на светлой синеве неба, когда Даргед устроился на верхней, смотровой, площадке башни. В руках у него был верный лук, рядом лежало три сотни стрел - он покажет этим трупоедам, что такое гиалиец, пусть даже давно переставший сам себя считать таковым. Летите, трупоеды, быстрее.

II

Нардхор вглядывался в проплывающие внизу лесистые горы - скоро должна появиться та самая башня, о которой совершенно случайно удалось узнать в деревушке, прилепившейся к самому краю предгорных лесов.

Просто удача, что всё так получилось. Его дружина - три десятка самых верных Гвану Змеиное Жало и его сыну воинов - собирала дань с агэнаяров, живущих в предгорьях. И потому именно Нардхор услышал жалкий лепет охотника, оправдывающегося, что не выдал положенный урок из-за того, что осенью в горах на ничейной земле он и двое его погибших товарищей столкнулись с неизвестным, который колдовством одолел их. На силу ему удалось ноги унести. Но раны, нанесённые колдуном, не позволили ему охотиться всю осень и начало зимы.

Сын Гвана Змеиное Жало сделал грозное лицо и разразился потоком ругани на аганском и агэнаярском. Но в душе он был рад: колдун, вдобавок ко всему светловолосый, мог быть только лумаргом. И потому дикарь отделался десятком плетей.

Ведь где лумарг, там и эта сучка, опозорившая свой род. В отличие от большинства аганов, переживавших из-за недостойного поведения дочери Великого Князя, Нардхор втайне этому радовался - теперь опозорившая себя девка достанется ему - Бардэдас и его сыновья будут рады выдать её за любого, а кто из знатных аганов, ведущих своё родословие от самих Четырёх, согласится взять в жёны такое сокровище, пусть она дочь самого ард-дина. Ну, он то не будет особо привередничать. Хотя, конечно, то, что это тварь принадлежала когда-то колдуну-лумаргу, он, Нардхор, сын Гвана Змеиное Жало, никогда не забудет, и не раз, и не два она получит от него хорошую взбучку.