Ник Перумов - Ведуньин Двор

Ух, сколько злых, чёрных мыслей ворвалось к ней разом!.. Погубила-таки старая Зорьку, и хорошо, коли только Зорьку!..

– Тогда, – скрипнула зубами Анея, – коль уж точно ничего теперь не сделать, выводи нас отсюда, Верея. Выводи, слышишь? Зорьку не спасли, не хватало ещё нам с тобой тут остаться!.. И имперских только зря загубили, злые теперь будут, как бы на наших не отыгрались!.. Выводи нас, Велиславна!

– Выводи… – эхом откликнулась старая чародейка. – Не могу, Анеюшка. Всё отдала. Порченая кровь у этого… зрячего. Последнее средство осталось у меня, но такое, что и сама не знаешь, не лучше ли себе нож в сердце вогнать.

– Какое ещё средство?!

– Да такое… – бледно усмехнулась Верея. – Тебе, я слыхала, не чуждое. Просила я у Зверей помощи, да не могут они, уж больно кровь не та, что надо. Один, однако, остался. Его попросить можно. Ты знаешь, о ком я.

– Верея… – обессиленно выдохнула внучка Змиева.

Да. У этого Зверя, если как следует попросить, можно помощи добиться. Правда, и впрямь неведомо, что лучше: помощь его или честный нож в сердце.

– Решайся, – хрипло бросила старуха. – Мне всё равно помирать скоро… чую, чую, близко уже. А вот ты…

– Не я. Зорька!

– Глупая! Ты русской земли первейшая чародейка! Хоть и без своего двора. Будут ещё такие, как Зорька, а коль ты сгинешь, так их и научить будет некому! Ну, решайся!..

И Анея решилась.

Старая ведунья выкрикнула заклятье – да такое, что дом заходил ходуном. Полился за этим обманчиво-мерный речитатив, зов растекался далеко-далеко, уходил из мира живых – к самому порогу подземного царства.

Пора и ей вступать, Анее. Пальцы решительно взялись за фигурку врана из тёмного вулканического стекла, напряглись, разломили пополам.

Верея склонилась над пленником.

– Смотри! – каркнула хрипло. – Себе его заберёшь!..

И приставила ему к горлу нож.

В окнах вдруг потемнело, словно исполинские крылья закрыли вдруг солнце.

– Ка-ар-р!

Прямо на подлокотнике кресла невесть откуда появился ворон. Крупный, куда крупнее обычных, иссиня-чёрный, с отливом.

И горящими красным глазами.

– Ка-ар-р!

Могильный холод заполнил комнатку. Стихло всё, как отрезало крики и выстрелы снаружи. Не стало мира, не стало света и тепла, не стало зелёного лета.

Анея поспешно поклонилась пришельцу в пояс.

А вот Верея выпрямилась и встала напротив ворона, встала гордо, откинув голову и расправив плечи, словно молодая, опираясь на можжевеловую палку, Анеей добытую.

– По здорову тебе, Вран Великий, Ворон Воронович, – сказала звонким, даже звенящим голосом. Вся старческая надтреснутость из него куда-то ушла.

Великий Вран, царства подземного хозяин. Зверь Магии, один из великих двенадцати.

«Чего ж „по здорову“-то, – раздалось в мыслях Анеи желчное. Далеко не всегда решает Вран заговорить с позвавшими его. – Аль не знаете, каково у меня, в моём царстве?»

– О помощи молим, Вран Великий. – Верея по-прежнему не кланялась, и молодая ведунья понимала, почему – перед посланцем Врана нельзя выказывать слабость, когда предстоит с ним такой торг. Перед посланцем – потому что сам Вран никогда владений своих не покидал, смотрел глазами слуг своих, слушал их ушами, их языками вкус чувствовал.

«Дорога помощь моя», – хрипло каркнул Вран. Огромная птица глядела на ведуний искоса, наклонив голову, клюв не открывала, и понятно – чтобы говорить, язык и гортань Зверю Магии не требовались.

– Знаю, великий, – бестрепетно сказала Верея. – Вот, видишь, воспитанница моя да ученица Зорька лежит. Ты сквозь птичье обличье всё увидишь. Удержала я её жизнь на самом краю, да большего без тебя не сделаю…

«Дорога помощь моя, – повторил Ворон Воронович. – Люба мне твоя ученица, скучно мне в палатах моих…»

– Отчего ж скучно тебе, Ворон Воронович? – по-условленному вступила Анея. – Все ведь к тебе приходят, все до единого?

«Будто не знаешь! – недовольно встопорщил перья ворон. – Сама у меня была, а остаться не возжелала! На что мне мёртвые, мне живые нужны, от них тепло идёт! А я так мёрзну…»

– Помоги, Ворон Воронович. Лекарство для Зорюшки, знаю, тебе нужно – из моей крови да из крови того, кто её подранил. Сама бы справилась, да только странная какая-то кровь у стрелка, порченая…

«Порченая… Всё-то ты знаешь», – недовольно отозвался ворон. Попрыгал по креслу, перебрался на спинку. Взглянул в совершенно белое лицо пленника.