Алёна Киселёва: Шанс на жизнь, шанс на смерть

— Вы пришли за эликсиром жизни, но не любой может получить его, — бесстрастный голос исходил от существа, однако не различить было шевеления губ на его лице. — Эта сила дана миру, чтобы исправлять ошибки. Мир может защитить её, но только человеческая сущность, квинтэссенция эмоций и расчёта, способна найти ей применение.

— Чушь какая-то, — тихо буркнул Кейрен в сторону.

Существо услышало, резко повернулось к нему, но голос остался таким же ровным:

— Ты пришёл не исправлять ошибки, а лишь совершать новые. Эликсир жизни — не средство для обогащения, не предмет для торга. Второй шанс не продают на базаре.

Я внутренне сжалась, ожидая какой-нибудь глупости от Кейрена и непредсказуемой реакции на неё стража, но вор, как ни странно, лишь несогласно скривился и промолчал. Впрочем, существо не собиралось останавливаться на одном из незваных гостей. Оно медленно перевело взгляд на Игниса.

— Ты пришёл слишком поздно. То, чего ты хочешь, невозможно, потому что это не хворь, которая чужда телу. Оно часть тебя, вы неразделимы.

Наёмник недоверчиво нахмурился, но почти тут же отвёл взгляд — разочарование скользнуло по его лицу, ложась тяжёлым грузом на плечи. Только теперь я поняла, зачем он всё это устроил, почему так ухватился за возможность попасть сюда. Вовсе не выгода интересовала Игниса, он мог заработать сколь угодно много и более простым способом. Наёмник надеялся избавиться от своего огня, думал, что обрел шанс стать обычным человеком…Отчего-то его отчаяние отдалось болью и в моём сердце, и, будь это в моих силах, я бы всё отдала, чтобы помочь ему… Однако, я ничего не могла сделать, а призрачный страж уже повернулся ко мне и, как мне показалось, пристально на меня смотрел. Я приготовилась выслушать несколько странных предложений отказа, но он неожиданно кивнул и коротко бросил:

— Входи.

Существо вдруг исчезло, а на поверхности перегородки рельефом выступили очертания арки, внутри которой поверхность дрожала и колыхалась, будто приглашая пройти. Я растерянно оглянулась на своих спутников, надеясь на поддержку, но Игнис только недоумённо смотрел на меня, не понимая, чем вызван такой выбор, а Кейрен со смесью обиды и удовлетворения на лице нетерпеливо махал рукой, недвусмысленно предлагая мне поторопиться.

Это напоминало полосу густого тумана: проходить сквозь перегородку было также холодно и сыро. За аркой обнаружился короткий коридор, органично переливающийся в маленький круглый зал с невероятно высоким сводом, теряющимся в лёгкой дымке испарений. Стены и пол здесь были словно из чёрного мрамора, отшлифованного до зеркального блеска, тусклый голубовато-зелёный свет лился будто бы из ниоткуда. В центре зала из непроглядной высоты свода вниз тяжёлым потоком лилась некая… э-э… субстанция. Рубиново-красная жидкость, схожая по плотности с водой, красиво серебрилась в скудном свете, шумно падая в глубокую выемку в полу; она собиралась в матово блестящую лужу и бурными ручейками растекалась по веером расходящимся от центра желобкам.

— Когда я впервые увидел источник, я тоже был поражён его величием.

Я вздрогнула от внезапно раздавшегося над ухом голоса и обернулась: за моей спиной стоял страж, по наклону его головы можно было предположить, что взгляд его направлен на рубиновый поток. Логично было бы поинтересоваться, что делать дальше или почему он разрешил мне войти, но, неожиданно для себя, я спросила совсем не о том.

— Кто вы?

Существо резко повернулось ко мне — не знаю, что творилось в этот момент в его голове, но мне показалось, что оно удивлено.

— Никто до тебя не задавал мне такого вопроса.

— Простите, мне не следовало… — торопливо начала я, не желая вызывать недовольство, но страж прервал меня.

— Почему же, я отвечу. Я такой же человек, как и ты.

— Да? — скептически уточнила я, не решившись сказать что-нибудь, более точно отражающее моё мнение на этот счёт.

— В это трудно поверить, но это правда. Много десятков лет назад я был обычным человеком, жил в большом городе в доме из камня, изучал науки и иногда рисовал. Всё в моей жизни складывалось удачно, и за что бы я ни брался, дело спорилось. Пожалуй, я стал тогда слишком самоуверен, мне казалось, что нет задачи, которую я не смог бы решить… Но все мои достижения не имели бы никакого значения, если бы рядом не было её — женщины, которую я любил. Она никогда не грустила и улыбалась даже тогда, когда другая бы плакала. А её улыбка… её улыбка была волшебна: она могла одним своим появлением придавать сил, вселять надежду, дарить вдохновение… Лори была для меня всем, и когда её подкосила болезнь, я не мог поверить, что это происходит со мной. Никто не знал, как помочь ей, но я верил, что смогу что-нибудь сделать — ведь мне всегда всё удавалось. Вместо того, чтобы побыть с ней, я днями просиживал в библиотеке. Любой знает легенду о ремадисе — лекарстве от всех болезней, и наконец я наткнулся на упоминание о нём в одном старинном фолианте. Лори просила меня бросить это, но я собрал команду и отправился на поиски источника. Путешествие было трудным, часть моих спутников погибли, часть — сбежали, разуверившись в возможности счастливого исхода. Я и сам решил, что удача окончательно отвернулась от меня, отчаяние овладевало мной, но каким-то чудом я и жалкие остатки моей команды добрались до лабиринта. Почуяв близость цели, надежда вновь проснулась во мне. Страшные испытания ждали нас в лабиринте, и лишь мне одному удалось пройти его до конца. Из зала, в котором я оказался, был лишь один путь, но не успел я сделать и пару шагов, как вокруг меня вспыхнул огонь, сильнейший вихрь подхватил его, вздымая под самый свод, камень под моими ногами покрылся трещинами и журчащий голос возник в моей голове. «Зачем ты здесь?» — спросил он, а, выслушав мой ответ, предложил мне сделку. Четыре стихии охраняли эликсир жизни, но им не хватало пятой — живой сущности, поэтому они готовы были позволить мне взять ремадис для Лори лишь при одном условии. Я должен был сразу же вернуться сюда и остаться здесь навечно. Я не знал, что скажу Лори и как оставлю её одну, но другого выхода не было. Стихии отправили меня домой, я шагнул на порог и… тут всё потеряло значение. Я опоздал. Она умерла за несколько дней до моего возвращения, так меня и не дождавшись. Ремадис я оставил друзьям, и меня вернули сюда навсегда. Эликсир жизни заменил мне пищу и воду, он же не давал мне сойти с ума от тоски и одиночества. Рисование — талант, которому раньше я не уделял времени, — стало единственной отдушиной, последним способом убить время. Так проходили год за годом: я бродил по лабиринту, рисовал и изредка, когда к источнику приходили страждущие, решал, достойны ли они получить ремадис. Мне дали способность видеть мысли и намерения людей, поэтому выбирать стало просто. От постоянного употребления ремадиса с каждым годом я всё больше терял человеческий облик, пока не стал таким, каким ты видишь меня сейчас.