Дэвид Геммел - Троя. Грозовой щит

— Ксандер! — он бросился вперед и сжал мальчика в объятиях. Ксандер покраснел и довольно сказал:

— Гершом, я думал, что ты на «Ксантосе».

Гершом покачал головой:

— Нет, мальчик. Геликаону нужна охрана, и мне никогда не нравилась гребля. Ты пришел навестить его? Он будет рад увидеть тебя.

Кровать была широкой и заправлена белым бельем. Рядом с ней сидела молодая беременная женщина, склонившаяся над смятой вышивкой.

Геликаон спал, он был смертельно бледным. Андромаха посмотрела на мальчика. Его лицо тоже побледнело, когда он увидел истинное положение своего героя. Пот блестел на худом лице Геликаона, его глаза запали, а под ними залегли синяки. В комнате пахло болезнью и гноем.

Ксандер стоял молча, и Андромаха увидела слезы в его глазах. Молодая беременная женщина посмотрела на юношу.

— Ксандер! Это Елена, царевна Спарты, которая теперь стала женой а Париса, — сказала Андромаха. Казалось, он не сразу услышал ее; затем мальчик глубоко вздохнул и оторвал взгляд от больного.

Елена застенчиво улыбнулась. Она была простой девушкой с теплыми карими глазами, но ее улыбка озарила комнату. В этот момент больной закричал:

— Аргуриос, справа! Молодец! Диос, другой меч!

Он сел в кровати, его худые руки сражались с невидимым врагом. Гершом и Андромаха осторожно уложили его обратно, и он тотчас заснул; тени под его глазами выделялись на фоне белых простыней.

Когда они вышли из комнаты, Андромаха сказала:

— Ночи ужасны — перед его постелью проходит парад мертвецов. Зидантос, Аргуриос, его брат Диомед. И другие, чьих имен я не знаю.

Она увидела, как Ксандер смотрит на нее, и пожалела, что заговорила так откровенно.

— Вы выглядите усталой, госпожа, — мягко заметил он, и его добрый голос чуть не заставил ее расплакаться.

Когда он ушел в сопровождении Гершома, Андромаха вернулась в свои покои и бросилась на кровать, сжавшись от страха и глядя сухими глазами в потолок.

Она вернулась мыслями к тому дню на берегу после осады. Это был последний раз, когда она видела Геликаона целым и здоровым. Они решили, что им нужно расстаться, что Андромаха должна остаться и выйти замуж за Гектора, а Геликаон должен вернуться в Дарданию и взвалить на себя бремя правителя царства.

Тогда он сказал ей:

— Ничего на свете я не хотел больше, чем уплыть с тобой, жить вместе с тобой, быть вместе с тобой.

Они оба тогда знали, что это невозможно.

Теперь девушка жалела, что они расстались тогда, выбрав долг, а не зов четырех ветров, и не уплыли далеко от несчастий этого мира.

Она отдохнула немного, затем встала с постели и направилась в комнату больного. Елена поднялась, когда Андромаха вошла, и быстро ее обняла. Геликаон спал, прерывисто дыша.

— Я должна идти, — сказала Елена. — Я вернусь завтра.

Оставшись наедине с Геликаоном, Андромаха села у постели и взяла его за руку. Она была горячей и сухой.

— Я здесь, Геликаон, — прошептала девушка. — Андромаха здесь.

Гершом тепло попрощался с Ксандером и наблюдал за тем, как мальчик убежал по направлению к далекому Дому змей. Только тогда видимость хорошего настроения покинула лицо египтянина.

Геликаон умирал.

Гершом в этом нисколько не сомневался. Рана не затягивалась, и только остатки невероятной выдержки этого человека удерживали его в мире живых.

Итак, это должно случиться сегодня. Он постоял немного в тени дворцовых ворот. Евнух Ктхосис объяснил ему, как найти Предсказателя, дорога привела его в Египетский квартал города.

— Если тебя узнают, сын царя, — предупредил его Ктхосис в Дардании, — тогда нигде для тебя не будет безопасного места. Многие видели тебя во дворце деда.

— Может быть, это не понадобится, — ответил Гершом. — В Трое есть великие целители.

— Если это так, — заметил худой торговец, — тогда тебе следует оставаться в Дардании, где мало египтян.

— Геликаон — мой друг. Я поеду с ним. Этот Предсказатель — житель пустыни?

— Предсказатель — суровый человек. Как и в отношении тебя, фараон отдал приказ убить его.

— Ты встречался с ним?

— Нет, — покачал головой Ктхосис. — И не хотел бы, — он понизил голос: — У него был слуга, который вызвал его недовольство, и одним взмахом руки этот человек превратил его в прокаженного. Ты должен понять, мой господин, что его ненавидит вся египетская знать. Если он догадается, кто ты — а он может, потому что у него великие силы, — он проклянет тебя, и ты умрешь.

— Понадобится что-то большее, чем проклятие, чтобы убить меня, — сказал ему Гершом.