Елена Чудинова - Лилея

— Парашка, а Роман-то где, не побежал один на болото?

— Да нет, кого-то догонять вздумал, — отозвалась та, озабоченно ощупывая чело больного. — Эй, малый, а ну-ка в мою горенку, чтоб одна нога здесь, другая там! На подоконнице белая коробушка из бересты.

— Давай, Данилка, вишь, Прасковия власть в руки забрала. Сейчас всем на орехи будет… — Филипп говорил весело, но как-то очень тихо.

— Вот увалень-то… — проворчала Параша вослед камердину. — Слышь, касатка моя, вели Татьяне кипятку взварить, да кувшин пусть глиняный несет.

Челядь толпилась в прилегающей к спальне горнице. До чего ж этот народ любит пугаться, выть, заглядывать в двери… Ох, зла на них нету! Право, люди в трудную минуту ровно дети малые, да какой, от Романа толку больше.

Распорядившись, Нелли поспешила назад в спальню. Филипп негромко разговаривал с Парашею. О, нет! С Парашей не стал бы он говорить по-французски. С кем же тогда?

— Хорошо помню я урок о капитуляриях Карловых… — со странною настойчивостью убеждал кого-то Филипп. — Спросите хоть сейчас! «Ежели кто сожжет тело по обряду языческому, а кости его оборотит в пепел — да будет казнен смертью!»

— Парашка, да у него бред! — воскликнула Нелли. — Господи помилуй, он, верно, вообразил себя школьником на родине!

— Бред бы еще ладно… — отозвалась подруга, растирая какой-то сухой корешок в маленькой медной ступке. — Пособи-ко мне, без воды это потребляют…

Чего-то недоставало в обыкновенной деятельности Параши, и странный сей изъян не вдруг сделался понятен Нелли, помогавшей подруге сыпать щепотку бурых волоконец при помощи крошечной лжицы в рот мужу. Всегда Параша приговаривала заклинания, когда лечила!

— А чего ж ты наговор не говоришь? Или не знаешь наговора на эту болезнь? — испуганно прошептала Нелли, придерживая голову Филиппа, чтоб он не поперхнулся.

— Не болезнь то, — мрачно ответила Параша, отворачивая лицо. — Болезнь-Иродиада — злобный дух, что в человека входит по своей волюшке. На каждую Иродиаду есть заклятье.

— Он бредит, а ты говоришь не болезнь! — Нелли возмутилась. — Что же тогда по твоему?

— Отрава.

Тихо сделалось в спальне, так тихо, что донеслось, как мычит вдали стадо, гонимое с пастбища. Звенели колокольцы, покрикивал пастушок. Мирные эти звуки сельской жизни были так привычны, что немыслимо казалось поверить в только что прозвучавшее страшное слово.

— Ты про злоумышление говоришь? — Голова мужа на локте Нелли была беспомощно тяжела, чем-то походил он на Платона, когда тот еще не научился ее держать. Теперь Филипп молчал, только уста его слабо содрогались, словно вдогонку речи. Серые глаза глядели вовсе мимо Нелли. — Кто в своем дому мог такое сотворить?

— Не знаю покуда. — Параша, приняв от Татьяны кувшин, что-то заливала кипятком в чашке. — Не трусь, негоже тебе трусить. Даст Бог, так выведем яд.

— Не верю я! — Нелли устроила беззащитную голову Филиппа в подушках. Прозрачный холодный пот, вовсе не такой, как на жаре, проступал то и дело на его челе, которое Нелли отирала своим платком. — Кому надобно злоумышлять на Филиппа?

— Я того не знаю, а ты, коли пораскинешь умом, так небось поймешь, — Параша накрыла чашку крышечкою. — Три «Отче наш» должно настаиваться, не сбивай меня теперь.

— Понимать тут нечего! У Филиппа во всей России врага нету! — Нелли, ученая подругою, все ж придержала гневный возглас, покуда та шевелила губами.

— Нету, говоришь? — Параша извлекла из короба ситечко. — А те, каменщики вольные, Дьяволу подневольные? Разве не растревожили мы тогда осиного роя?

— Скажешь тож, — возмутилась Нелли. — Им ноне такого дрозда задала Государыня, что самим быть бы живу, нето воевать.

— Нелли!

— Душа моя, тебе лучше?

— Неужто я болен, Нелли? Давно? — Персты Филиппа, сжавшие ладонь Нелли, обжигали хладом. — Право слово, ничего не помню!

— Ты был болен, а теперь станешь скоро здоров! — Нелли приняла чашку и поднесла к губам мужа. — Выпей лекарство.

— Экая гадость, — Роскоф скривился после первого глотка. — Прасковия, ты, я чаю, сушеных лягушек натолкла.

— Пей, Филипп Антоныч, без разговору! — прикрикнула Параша сердито.

— Да уж пью, пью…

Параша глядела исподлобья: когда б ни очевидная глупость такого предположения, Нелли подумала бы, что недовольство ее из того, что Филипп пришел в себя.

— Да разве ж можно?! — заполошно прошептал кто-то за дверьми в близкие покои, верней даже шепотом крикнул. Теперь Нелли поняла, что уж с минуту доносится оттуда беспорядочный топот и шум, словно ловят курицу к обеду.