Наталия Ларионова - Где ни был бы ты

Молодой человек буквально ворвался в келью настоятеля.

— Отец мой, но ведь это… - начал он, задыхаясь от волнения и не успевая подобрать слова.

— Да, это алхимик, — спокойно закончил за него настоятель.

— Но как вы можете общаться с ним, ведь он поклоняется дьяволу и попирает истинную веру!

— Сын мой, в тебе говорит юношеская категоричность. Не все столь однозначно, а отворачиваться от людей только по той причине, что они тебе не симпатичны — недостойно истинного служителя веры. К тому же он сейчас является правой рукой хозяина замка, на чьей земле стоит наш монастырь.

— Но вы же не можете отрицать, святой отец, что он знается с нечистой силой?

— И опять вынужден сказать тебе, что это скорее досужие разговоры. Да, он исследует странные науки, далекие от нашей жизни. Но кто знает, кто знает… - задумчиво произнес настоятель.

— Но ведь надо что-то делать или для того, чтобы спасти его душу, или вывести на чистую воду.

— Хорошо, хорошо, ступай, сын мой, я подумаю, а тебя ждут повседневные обязанности.

Спустя несколько дней после этого разговора настоятель позвал своего помощника и сказал ему:

— Я разговаривал с хозяином замка и мы договорились, что для того, чтобы пресечь досужие разговоры и раз и навсегда покончить с определенными слухами, один из нас, самый крепкий верой, будет проводить час в молитвах в лаборатории у алхимика.

Мой выбор остановился на тебе, сын мой, так что тебе отныне надлежит перед вечерней трапезой посещать лабораторию и проводить там час в молитвах.

— Но почему я?

— Сын мой, позволь тебе напомнить, смирение подразумевает способность, не ропща, принимать свою судьбу и исполнять возложенное на тебя. И к тому же вера твоя столь крепка, что окажись там в действительности нечистая сила, то ей не совладать с тобой.

Эта обязанность, вначале показавшаяся столь утомительной и обременительной, мало-помалу увлекла молодого монаха. Алхимик, несмотря на свою необычную внешность, оказался человеком весьма приятным. Его совершенно не раздражало присутствие молодого монаха, и во время чтения молитв он продолжал писать свои труды.

Ни о какой нечистой силе речи не шло. Так продолжалось довольно долго, пока однажды, придя немного раньше обычного времени, молодой монах не почувствовал в поведении алхимика какую-то странность, тот словно оказался застигнутым за чем-то неприличным и как-то странно вел себя. Он возбужденно говорил, украдкой бросая взгляд в дальний угол лаборатории, заставленной разной мебелью.

Молодой монах отважно поднял над собой крест, освященный настоятелем, который он как раз принес собой, чтобы предотвратить проникновение нечистой силы в лабораторию алхимика в свое отсутствие, и двинулся в дальний угол, громко читая молитву.

Среди мебели нечто зашевелилось и, подняв пыль, побежало прочь. Юноша кинулся за ним. Перед собой видел он существо на коротких лапках, какое-то дьявольское создание, бормочущее непонятные слова.

Монах прервался, и, повернувшись к Василиску, сказал:

— А ведь признайся, ты испугался тогда креста!

— Ну еще бы не испугаться, — отозвался тот, — представь, на тебя несется молодой крепкий детина, с дубиной над головой, с явным намерением шандарахнуть тебя по голове. Забить бы — не забил, однако, приятного мало, когда по голове дубьем лупят.

— И за это ты меня забросил в неведомые дали?

— Да никуда я тебя не забрасывал, нечего было за мной гоняться.

Монах летел вперед, не разбирая дороги. Существо, несмотря на то, что оно неуклюже передвигалось на своих коротких лапках, все еще было впереди, и ему никак не удавалось сократить дистанцию между ним и собой. Спустя некоторое время он начал ощущать, что устает, однако он все бежал и бежал вперед. Потом ему перестало хватать дыхания. Перед глазами поплыли радужные круги, ноги сделались ватными и чтобы не рухнуть, он вынужден был остановиться и сесть.

Отдышавшись, он, наконец, огляделся вокруг себя. Странное существо куда-то пропало. Но и он находился в совершенно незнакомой местности. Неширокая пыльная дорога уходила куда-то вдаль, и, что самое удивительное, освещена была только она, а все что лежало по сторонам, терялось в непроглядном мраке. Нигде никого не было видно, ни один звук не нарушал покоя этого места. Не менее удивительно было то, что хотя на небе не светило ни солнце, ни луна, ни звезды, свет откуда-то падал на дорогу на всем ее протяжении, по крайней мере на ту ее часть, которую он был в состоянии видеть.