Наталья Ларионова-Финч - Дорогая Таисия Сергеевна

Дорогая Таисия Сергеевна

«С днём рождения, дорогая! Не могу до тебя дозвониться, оставляю сообщение. Всего тебе самого наилучшего: счастья, здоровья, всего-всего… И не забывай о времени! Тебе тридцать, две кошки. И когда ты умрешь они тебя съедят».

Нет сил ответить.

Нет сил встать.

Время.

***

Сказать, что Тасю расстроило или ранило сообщение маман, было нельзя. Она уже привыкла не принимать ее философские излияния. Или просто уже не осталось сил. Она сама ещё не поняла, а понимать – нет сил, как уже стало ясно.

На столе стояла бутылка коньяка. Сигареты добавили тумана в комнате с зашторенными окнами. Какой-никакой романтик. Да уж. Вот посмотреть бы на все это со стороны: странная девочка тридцати лет, допивает литр деньрожденного коньяка, курит вторую пачку. И даже не пьяная совсем. В голове пусто, в сердце пусто. Никого.

В принципе, красивая картинка для фильма.

Девочка. Да. А может надо стать взрослее? Носить туфли на каблуках, скопить на дорогую сумку и выкинуть рюкзак? Красить волосы в баклажан? Завести женатого любовника, который никогда не уйдёт от жены и страдать по полной программе? Просто, чтобы страдать и заполнять пустоту. Как в «Зимней вишне»? И готовить всякие там оливье, шубы и прочее, не вот это все.

Вариантов, чтобы наполнить часть жизни с тридцати до сорока – масса. И любовь, обязательно. Чтобы как в кино. Чтобы красавчик, секс, кофе в постель и Луна. И да, шерстяные носки, обязательно. Причём здесь носки? Это картинка такая! И море ещё. Да, как в рекламе Баунти. Нет, туда не надо: там живность всякая, фу. Лучше Монако… Да, Монако. Хм, Валенсия тоже сойдёт. А тогда надо, чтобы был импортного производства: глаза, тело, свободный дух, горячий нрав и т.д. Что там ещё можно ассоциировать с испанцем? Или не с испанцем? А если отечественного производства? Надо подумать в этом направлении. И ещё налить. И включить «Бриджит Джонс». Да, самое то. Самоирония – это то, что держит на плаву. Иначе, Тася скатилась бы по наклонной в пучину отчаяния, угрызений совести и коньяка.

***

«All by myself

Don't want to be, all by myself anymore

All by myself

Don't want to live, all by myself anymore»

Нет, ну ужас конечно, но чистая правда…

***

А если испанец? То на каком языке говорить с ним? Надо подучить испанский… хотя вполне может хватить и английского. Или говорить с ним исключительно на языке секса. Так, надо налить! За здоровье импортных мужиков! Salute!

Решено: вести дневник! Как Бриджет! Может в дневнике дело, если ей потом таких мужиков привалило? Ой, а может списочком обойтись? Списочек лучше. Пункт номер раз: учить испанский. Salute!

***

Тася не планировала сталкиваться с внешним миром в такой знаменательный день: не каждый день ощущаешь себя старой, никому не нужной коровой, живущей с двумя хищными кошками… Ощущение себя в тридцать… Живительная самоирония закончилась вместе с сигаретами…Блин.

Она натянула джинсы, свитер, зачем-то шляпу и темные очки. Особенно актуально после коньяка и в 8 вечера. Телефон, наушники, ключи, зажигалка – на месте, можно выпархивать в открытое окно Мира. Она распихала своё добро по карманам и вышла из подъезда. Свежий воздух пользителен весьма после коньяка, как декантер для красного сухого. А вот люди вокруг… Боже, зачем они все здесь? Почему не смотрят программу «Время» или что там ещё показывают? От ощущения себя в окружении непонятных, странных чужих людей ей стало не по себе… Бабульки, мамушки с детьми, розововолосые и русалкоподобные тинейджеры, менеджеры с узких брюках на толстой попе…

Борясь с приступом социофобии, она влетела в ближайший магазин.

– Давыдов, белый, тонкий, пачка, картой.

Протараторила Тася, устранив сразу все возможные вопросы кассирши.

– Добрый вечер! Паспорт, водительские права?

Блин… Тася сняла очки, вопросы отпали сами собой. Обидно. Слёзно. Самоирония не вернулась.

Она вышла, закурила…Ветер, лёгкий и такой приятный. Она зачем-то подняла руки вверх, встала на цыпочки и садко потянулась. В такой позе Тася простояла довольно долго, просто застыла. Она как будто приготовилась к побегу и открыла глаза. Люди исчезли. Воздух сгустился, стал таким тяжелым, давящим, неприятным. В груди распирало. Океаны не выплаканных слез, миллионы несказанных слов, тома запрещённых себе чувств, километры не сделанных шагов в сторону от проторённой тропы жизни, заключённой между «надо» и «должно». Все летело перед глазами безумной каруселью эмоций, чувств, разочарований, людей… Она не могла вытащить из этой трясины какие-то отдельные моменты, зацепиться за клочок воспоминаний: вся жизнь теперь представлялась единой серой субстанцией. Сожаление, вина.