Наталия Рощина: Не было бы счастья

Она стояла у свежевырытой могилы, до сих пор не осознавая, что все происходящее имеет к ней отношение. Странное ощущение, когда твое «я» раздваивается и ты уже перестаешь ощущать реальность. Ей пришлось вынести никчемность успокаивающих фраз близких и знакомых. Отец с матерью сочувствуют, не отходят от нее ни на шаг. Леська тоже суетится, действует на нервы. Как подруга, она считает своим долгом пропустить через себя страдание молодой вдовы. Сама она была замужем не один раз, но, теряя мужчин, отцов ее детей, никогда не надевала траурные одежды. Ее поиск идеального супруга продолжается, несмотря на все превратности судьбы. Настраивать на это Литу она пока не решалась. Просто все время находилась рядом. Но ее сочувствие вызывало обратную реакцию. Слова казались фальшивыми, наигранными, прикрывающими злорадство. Кладбищенские ритуалы, траурные одежды, скорбные лица — последний спектакль для него и окончание преклонения перед нею.

Не нужно быть психологом, чтобы описать дальнейший ход событий. Во все времена не любили неудачников и молоденьких вдов крупных дельцов. Первые раздражают постоянным нытьем на тему: за что такое невезенье? А вторые в один миг теряют свою значимость, лишившись ореола преуспевающего супруга. Считается, что в таком браке полностью отсутствуют настоящие чувства, только погоня за наживой. Если львиная доля наследства не достается взрослым детям усопшего, то есть вероятность прослыть лакомым кусочком. После определенного этикетом срока — попасть в ряды желанных спутниц жизни. Светские рауты, пикники, поездки за рубеж — ощущение мчащейся с горы машины с выключенным двигателем. Тормоза не срабатывают, чувство опасности притупляется шквалом эмоций. Вариант похуже встречается чаше. Не потому, что не достойна привилегий, а потому что смерть застает врасплох.

Лита укоряла себя за то, что ни одна слезинка не скатилась по ее щекам. Это так не вязалось с характером молодой женщины. Чувствительная к чужой беде, она словно потеряла эту способность, когда горе коснулось именно ее. Происходящее казалось четко разыгранным действом, где ей отведена роль вдовы. Георгия больше нет. Осознать случившееся трудно. Пока рядом снует столько народа, ощущение потери не так весомо. Вот пройдет несколько дней, наполненных пустотой и одиночеством, без привычной будничной суеты, тогда…

Его сердце перестало биться ночью, после того как несколько минут назад они были близки. Она даже усмехнулась тогда, услышав в наступившей тишине неприятный клокочущий звук, похожий на храп. Придвинувшись поближе, легонько погладила его плечо под одеялом.

— Кто-то обещал любить меня всю ночь напролет. Кто же такой обманщик? — Ответом была тишина, неестественная и пугающая. Лита вскочила и быстро включила бра над своей кроватью. — Гера, Гера, что с тобой? — Он продолжал лежать, отвернувшись, без малейших признаков жизни.

Лита в оцепенении смотрела на него, боясь пошевелиться. Она понимала, что может означать это молчание, но пока не подошла ближе, казалось, оставалась надежда. Сколько прошло времени, она не знала. Ужасно хотелось закурить прямо здесь, в спальне, но сигареты остались в машине. Она хранила нераскрытую пачку в бардачке с тех пор, как покончила с давней привычкой. Это была ее каждодневная проверка на прочность. Она выдержала три года без особых усилий. Все потому, что рядом был он, а ему не нравилась женщина с сигаретой. Георгий не выносил запаха дыма, а делать что-либо не угодное мужу за его спиной Лите не приходило в голову.

Желание ощутить вкус табака не давало сосредоточиться, а страх сковал ее тело и мысли. Наконец промелькнула одна: «Надо вызвать «скорую», побыстрее!» Потирая похолодевшие руки, молодая женщина нашла в себе силы подойти к неподвижному телу. Его лицо было спокойно, глаза закрыты. Белоснежные густые волосы еще не успели высохнуть после душа. Лита пощупала пульс — все кончено. Сколько раз, работая в реанимации, она профессионально прижимала пальцы к шее пациента. Отсутствие биения действовало удручающе. Она тяжело переносила вид смерти. Безжизненное тело кладут на носилки, накрывают белой простыней. Вокруг все становится зловеще бессмысленным. Горе, наваливающееся на скорбящих близких, кажется, давит всей тяжестью и на тебя. Ребята из ее бригады, с более крепкими нервами, похлопывали ее по плечу:

— Лита, дорогая, так нельзя… Чужое горе надо переживать спокойнее: или становись железной, или меняй работу.