Наталия Рощина: Не было бы счастья

Ярко светило солнце. Первый летний месяц сразу и решительно вступал в свои права. Деревья купались в щедром, теплом, наполненном запахами свежести воздухе. Зелень вокруг салатного цвета, еще не обожженная жаром, казалась бесконечным ковром. Пригород сменил городской пейзаж. Траурная процессия въехала на территорию центрального городского кладбища. Бесконечные ряды могил, памятников. Здесь и воздух кажется другим, тяжелым, наполненным обволакивающей сыростью. Когда траурная процессия остановилась, Лита не хотела выходить из машины. Она почувствовала, что желудок поднимается к горлу, мешая дышать. Очередная доза успокоительного подействовала очень быстро. Заботливые мамины руки помогли ей выйти из машины. Опухшее от слез Леськино лицо действовало на нервы. Это ей надо рыдать, выть, бросаться на скованное смертью тело. Она не раз наблюдала такое со стороны, но сама не могла выдавить из себя ни слезинки. Лита не воспринимала происходящее, как что-то связанное с нею. Она находилась в состоянии полной прострации и полностью окунулась в воспоминания. Отключившись от реального, женщина словно начала обратный отсчет. Ее лицо ничего не выражало, уши не хотели слышать прощальных речей. Вокруг было много людей, которых она видела впервые. Их губы шевелились, произнося какие-то слова. А ей хотелось поскорее покончить со всем этим. Убежать от необходимости видеть, как усыпанный цветами гроб навсегда поглотит земля. Лита закрыла глаза, мгновенно почувствовав, как кто-то сильнее сжал ее локоть. Нет, она не теряла сознания. Она стояла у свежевырытой могилы, мысленно находясь совсем в другом месте. Молодая женщина улыбнулась. Это заметили, по толпе прошел легкий гул недоумения. Но Лите не было дела до того, кто и что сейчас подумает. Она вернулась туда, откуда началась ее недолгая, прекрасная, светлая полоса. Лита даже ощутила, как набежавшая морская волна ласково касается ее босых ног.

Приехав на юг отдохнуть после изматывающего рабочего ритма, она хотела только покоя и ничего больше. К тому же подошел к концу ее давний, затянувшийся роман с сокурсником, длившийся целых семь лет. Столько времени потрачено зря. Игорь Скользнев не сразу открыл свое истинное лицо. Его губительное пристрастие к алкоголю постепенно разрушало, делало бессмысленным, пустым каждый прожитый день. Лита не хотела верить в происходящее. Надежда на чудо не оставляла ее. Каждый раз после очередного запоя она просила, угрожала, плакала, умоляла. Ей приходилось выводить его из состояния полной невменяемости, лечить обострения хронического нефрита. Чувство стыда накатывало сжигающей волной, когда приходилось увозить его в полубессознательном состоянии из ночных клубов. У него практически не осталось друзей, да и среди ее друзей не приветствовался такой образ жизни. Лита понимала, что скоро останется с его болезнью на одной чаше весов, а на другой — мир, где разговоры хоть иногда выходят за рамки обреченности и упреков. Она не могла объяснить себе, зачем столько сил потрачено на бесполезную, изматывающую борьбу. Он все больше озлоблялся, она — теряла веру в свои силы, в обычное женское счастье.

— Ты не обязана быть его нянькой, — сколько раз мама повторяла эти слова. — Ты проводишь с ним лучшие годы, а о чем вспомнишь потом? Открой глаза, вокруг столько достойных тебя мужчин. Зачем ты приносишь себя в жертву?

Да, такие вопросы — удар ниже пояса. Все воспоминания сливаются в один безумный день, когда ты ждешь его пробуждения, вдыхая тяжелый запах перегара из его полуоткрытого рта. После холодного душа он становится нормальным человеком, просто очень усталым, и ты вновь попадаешь на удочку его обаятельной, открытой улыбки. Все становится на свои места, но периоды передышки короче и короче. Очередной запой, когда теряется все человеческое и имеет значение только наличие обжигающей жидкости, наконец переполнил чашу терпения. Лита сломалась. Сочувствующе сжимая руки матери Игоря, сказала:

— Прощайте, я не хочу видеть, как он превращается в животное. Я ухожу навсегда, понимаете? Меня для него больше не существует. — Старушка бросилась целовать ее руки, на колени стала. Умоляла не оставлять Игоря, но на этот раз Лита была непреклонна. — Если я останусь, то постепенно превращусь в такой же живой труп или сойду с ума от бессилия. Мне двадцать шесть лет, и я не могу больше спасать вашего сына. Я устала, я не верю ему. От того человека, которого любила Аэлита Богданова, ничего не осталось. Не осуждайте меня, я честно старалась, боролась, но и у металла есть предел прочности. Прощайте…