Золотая свирель

- И если найдется тот, кто тебя вытащит.

- Это верно.

Мы еще помолчали. Я повозилась, подминая под себя крапиву. Голые стебли не очень-то и стрекались, главное - не прикасаться к листьям. Между качающихся верхушек открывался длинный лоскут неба, запыленный звездами. Земля подо мной уже не казалась такой холодной. Рядом черным курганом свернулся пес - косматый, уютный. От большого его тела тянуло теплом.

- Ты не сказал, как тебя зовут.

- А ты не спросила, Леста.

Я смутилась.

- Прости. Я думала, ты сам представишься.

- Называй меня Эльго.

Эльго. Это имя не шло ему. Слишком легкое, не черно-алое, а серовато-серебряное. Я почему-то думала, что имя у него будет грозное, рокочущее. А оно звучало как всплеск воды. Сумеречное какое-то имя.

- Эльго, - спросила я, - а ты бессмертен?

Он молчал так долго, что я думала - он заснул. Но дернулось острое ухо, разомкнулись веки, пропустив малиновый луч:

- Дурацкий вопрос, - пробормотал он. Голос его опять изменился, стал юным, как у подростка. - В каком смысле?

- Ну... тебя можно убить?

- Любого можно убить.

- А что с тобой будет, когда умрешь?

- Понятия не имею. Это не мне решать. САМ решит.

Я вздохнула.

- Ты давно тут живешь? На заброшенном кладбище?

- Хм? Это смотря для кого. Собственно, как начали тут хоронить, так я сюда перебрался. Мне церковь понравилась. Хорошая церковь. Жаль, сгорела.

- А новая?

- Я к старой привык, - он вздохнул. - Мне нравится высокая открытая колокольня. На новой сидишь, как в коробке, ничего не видно. Узнать бы, кто такое выдумал, да напугать как следует. Ночью, когда пьяный из кабака пойдет. Чтобы память отшибло. Чтобы домой дороги не нашел. Р-р-р!

- А вот Амаргин говорит, что мертвых не существует.

- Не понял?

- Ну, что мертвое тело - это земля, а...

- Ну, знаешь, пока оно землей станет, несколько сотен лет пройдет. А до того - лежит себе скелетиком, все чин-чином. Ну, а я сторожу, чтоб они тут самоволом не шлялись, и чтоб никто со стороны тут не безобразничал.

- А поднять этот скелетик ты можешь?

Пес разинул жуткую, словно бы подсвеченную изнутри пасть.

- Ррр! Я тут самый главный начальник! - Он огляделся, словно бы ожидая встретить протесты от обитателей кладбища. - Прикажу - строем встанут! У меня их тут целая армия. Они у меня... по струнке-е-еее-оу!

И он зевнул, выкатив на целый ярд узкий, с крючком на конце, горячий даже издали язык. КЛАЦ! - захлопнулись челюсти. Большая голова мирно легла на лапы.

Мертвецы, подумала я. Он хозяин мертвецов. Спросить у него... он-то точно знает. И ответит точно, без обиняков. Это вам не Амаргин, который будет полоскать мозги до тех пор, пока ты сама не позабудешь, о чем спрашивала.

Хотя, вспомни, что специалист по мертвецам сказал о мертвой воде - мол, живым ляжешь, живым встанешь...

С другой стороны - а была ли я жива, до того как в эту воду легла?.. Грим не отрицал, что я утопленница. И еще дурак Кайн с собакой... Бррр!

Итак, сказала я себе. Подумай как следует, Леста Омела.

А хочешь ли ты услышать ответ?

Качались крапивные верхушки над головой; черные пальцы начисто протирали хрустальный бокал цвета индиго, полный звезд. Три самых ярких высоко венчали юго-запад; опрокинутый вершиной вниз треугольник, сквозь который Господь Бог продернул призрачную ленту Млечного пути. Огненная искра чиркнула по небосводу. Я дернулась, успела подумать только: "Пусть..."

- Пусть, - Эльго снова приподнял голову. - Пусть их. Пусть себе лежат, не хозяин я им. И трупов я не ем. Ты это... не принимай всерьез. Я иногда дурачусь.

- Ага. Я так и поняла. - Потерла застывшие ноги, кое-как встала, отряхнулась. - Пойду я, Эльго. Мне еще до острова топать. Очень приятно было познакомиться.

- Мосток-то перейдешь? - ухмыльнулся пес. - Не бойся, что он раскачивается. Он крепкий. Его лет сто назад поставили, до сих пор, вишь, стоит.

- О, холера! - Я опустила занесенную было ногу.

- Кх, кх, кх! - развеселился паршивец. - Ладно, трусишка, переведу тебя. Держись за холку.

Глава 4

Стеклянная Башня

Одну ногу он поджал под себя, а другую спустил в воду. И босая ступня светилась в темной воде - парящая над бездной узкая фарфорово-голубая ступня с не по-людски длинными пальцами. Пальцы шевелились лениво, будто перебирали подводные струны, будто спящая рыба колыхала плавниками. И руки у него тоже светились, и лицо - они плыли в сумерках, свечение их таяло в поднимающемся тумане - кисти рук, два белых мотылька с треугольными крыльями, и склоненное лицо - прозрачный ночной цветок в чаще бессветных волос. В пальцах его мелькал маленький нож в форме птичьего перышка - Ирис только что срезал тростинку и теперь вертел в ней дырочки. Я наблюдала за ним, сидя на том же стволе повисшей над водою ивы, но с того безопасного места, под которым росли мята и валериана, а не аир и остролист.