Далин Андреевич - Слуги Зла

Эльфы не знали о механических изысках аршей – а магия не отвращала действия этих хитроумных штуковин точно так же, как орочьи механические приспособления не отвращали действия эльфийских магических сил. Какая это была странная война, затянутая на столетия…

Я уже почти забыл за время жизни под горами, дружбы с аршами, странствий, сражений – до какой степени арши ненавидимы эльфами. Слуги Зла. Прихвостни Тьмы. Ведь для меня все эти слова уже стали только поводом для шуточек или пустым звуком, я ухитрился за полгода в горах забыть триста лет в Пуще… но когда-то было совсем иначе…

Эльфы видели в аршах абсолютное зло. Почему? Ведь мои друзья всячески избегали спускаться с гор или выбираться из пещер без крайней нужды. Они, очевидно, неуютно почувствовали бы себя в лесу. Я уже точно знал, что планов по захвату мира или, хотя бы, Пущи никто из аршей не строит. Так в чем дело?

Репейник отпер ворота. Тяжеленная каменная плита отодвинулась с пути бесшумно и жутко, а нашим глазам открылось закатное небо. Далеко внизу серый клинок облака рассекал багровое солнце, уже склонившееся к горизонту, в сияющем просторе цвета крови на отполированном лезвии. Темное золото последних лучей заливало Пущу под нашими ногами; до нее осталось не более суток пути.

Эльфы оборачиваются на Запад, арши – на Восток. Утреннее солнце встает по ту сторону гор, отчего-то подумал я. Если один из смыслов нашей разведки заключался в понимании сути вещей, то она почти завершена. Я уже понимаю, что делается, я понимаю – как. Осталось выяснить лишь – зачем, и моя цель достигнута. Впрочем, как бы ни сложились в дальнейшем события и обстоятельства, у меня уже достаточно опыта, чтобы не вернуться в Пущу рыцарем Государыни…

Хотя, если так, то почему это вообще пришло мне в голову?

Мои друзья спали в зарослях на горном склоне. Я сидел на замшелом валуне и смотрел, как медленно восходит луна и зажигаются звезды. Полоска зари постепенно никла и гасла, как угли в костре. Небесный Охотник перешагивал горизонт, сияя звездой Эрендил на плече, и голубая Гилтониэль дрожала и мерцала на западе; я узнавал рисунок созвездий, вспоминал песни под этими звездами – и душа рвалась на части.

Вот я вижу Пущу – и чему-то внутри меня нестерпимо хочется покоя, бездумья, ощущения абсолютной правильности бытия… Я вспоминаю любовь к королеве Маб – и жалею о любви к ней, хотя отлично понимаю, что это морок, морок недобрый… Слаб человек. Вспоминать убитых орков, убитых людей, мой бедный город, вожделеющий вечной юности и эльфийской прелести – не слишком-то получается сейчас. Все, что настоящему Дэни кажется мерзким, подлым, жестоким – отошло куда-то, выцвело, поблекло…

А почему бы и не морок? А почему, собственно, морок? Кто, вообще, такой Дэни? Жалкое, смертное, человеческое тело…

Выпить вина из эланоров, раствориться в лунном свете, музыке, пьяном веселье… Пусть Государыня и девы из ее свиты улыбаются, а мир вокруг будет прекрасен, неописуемо прекрасен! Ах, вина, звезд, танцев! Варда, Лучезарная Царица, Дева Западных Морей! Мир будет совершенен, и я в нем – совершенство, я – фиал Государыни, я – клинок Света, я слышу пение мэллорнов у дворца моей королевы…

Паук отвесил мне такой подзатыльник, что из глаз посыпались те самые искры, о которых обычно упоминают для красного словца. Я едва не кувырнулся с камня, на котором сидел – но в голове несколько прояснилось. Пришел настоящий ужас.

– Мне твоя физиономия не понравилась, – сказал Паук встревоженно. – Я тебя таким ошалевшим уже давно не видал. Ты как, в порядке?

– Кажется, не совсем, – признался я, не в силах на него посмотреть. – Кажется, ты мне еще слабовато наподдал. Хорошо, что ты проснулся. Я, кажется… я сейчас вас предать собирался, кажется. Продать за улыбочку королевы Маб.

И тут меня затрясло. Стало так холодно, что ледяная вода подземных озер сейчас была бы для меня теплой, как парное молоко. Я свернулся в клубок, пытаясь укутаться в плащ, но озноб не проходил, я вымерз до костей, зубы лязгали – и не остановиться.

Паук, как осенью у родника, сгреб меня в охапку и прижал спиной к себе. И, так же, как осенью, озноб мало-помалу прошел, оставив тошную слабость и желание расплакаться в голос, как вопят маленькие дети. Не знаю, в чем тут дело: в тепле тела арша или в странной несовместимости орка и эльфийской чары – но Государыня снова выпустила мою душу, правда, выпустила нехотя.

– Тебе легче? – спросил Паук.