Далин Андреевич - Слуги Зла

Мои арши с любопытством озирались по сторонам; я не заметил, чтобы мир Пущи действовал на них особенно губительно. Во всяком случае, они легко прикасались к окружающим предметам без вреда для себя.

– Оно неживое! – ахнула Шпилька, срывая цветок. – Потрогай, Эльф! Оно не настоящее!

– Как это может быть? – Задира нагнулся, рассматривая стебель, на котором цветок рос прежде. Отломил, обнюхал, лизнул. – Не знаю. Просто понять не могу. Это вообще не трава, Эльф.

Я взял цветок и кусочек стебля у них из рук. Попытался принюхаться, но мое слабое обоняние не подсказывало ровно ничего – я вообще не слыхал никакого аромата от стебля, а лилия пахла лилией. Зато на ощупь они показались очень странными; растения обычно сочные и влажные, цветок подается под пальцами, на лепестках остаются следы пальцев от нажима – а эти лепестки, сухие и упругие, шелковистые, скорее, похожие на ткань, чем на живую плоть травы, оставались совершенно неизмененными, как мы ни мяли их в руках. Это были совершенные цветы; они росли не сами по себе и для самих себя, они росли с определенной целью: обитатели Пущи могли плести из них венки, собирать букеты, украшать ладьи и шатры, делать гирлянды – и все это не делало цветы безобразными. Они не увядали и не осыпались, они не желтели, не гнили, не покрывались плесенью. Они не умирали в руках тех, кто нуждался в украшениях – вероятно, потому, что не живущее не может умереть.

Шпилька ловила бабочку. Я хотел, было, остановить ее, пожалев безобидное создание, но понял, зачем она это делает. Бабочка некоторое время ускользала, но Шпилька, ловкая, как кошка, в конце концов накрыла ее ладонью, а потом показала мне, держа двумя пальцами неподвижное тельце.

– Ты ее убила? – спросил я озадаченно.

– Не знаю… Она перестала трепыхаться.

– Дайте взглянуть, – попросил Паук, и Шпилька протянула бабочку ему. – Эльф, эта штука – такая же, как цветы. Она не настоящая, – сказал Паук, теребя двумя пальцами бабочкино крылышко.

– Паук, помилосердствуй, – сказал я, – ты ее до дыр протрешь! Ты своими лапами можешь и каменную плиту на нет стереть, легче!

– Угу, допустим, – хмыкнул Паук. – Допустим, грабки у меня не для ловли бабочек приделаны. Но пыльца-то у нее где, а, Эльф?

Я с некоторым напряжением вспомнил, что ужасно давно, в раннем детстве, ловил бабочек, и на моих пальцах оставалась цветная пыль, крошечные чешуйки с их крыльев, а сами бабочки, бедняжки, превращались в жалкие серые лохмотья. Мои пальцы, конечно, были понежнее, чем нынче у Паука; почему же бабочка в его руках остается такой же пестрой, как прежде?

– Интересно, как она сделана… – пробормотал Паук, поднося несчастную букашку к глазам. – Как ты думаешь, это тоже морок, Эльф?

– Не знаю, – сказал я. – Не похоже. Ты же трогаешь ее…

– Она вправду сделана, как эти цветы, – констатировал Паук. Бабочка вспорхнула с его ладони и понеслась над папоротником. – Мы с Шпилькой вдвоем ее трогали, как хотели, а она летает. Она крепче, чем кусок холста, Эльф. И уж точно не живая.

– Летает же, – возразил Задира.

– Ею движет чара Государыни, – сказал я, а потом понял, что, как видно, сказал правду. – Это совершенная бабочка. Ее нельзя случайно убить – ведь какая-нибудь эльфийская дева могла бы огорчиться.

– Она тут для красоты, как цветы, – кивнула Шпилька.

– А гусениц нет? – спросил Задира.

– Гусеницы, – сказал Паук, – с эльфийской точки зрения, не красивые. Гусеницы этим бабочкам не нужны. Лешачка делает их прямо так. Рр-раз – и бабочка. Рр-раз – и цветок. Не рождаются, не растут и не умирают. И я что-то не видел бабочек такого цвета в других местах. Лешачка ее целиком выдумала, а?

– Птицы тут тоже выдуманные, – заявила Шпилька. – Смотрите, какие розовые. Они, наверное, внутри пустые, да, Эльф?

– Пустые или не пустые, – сказал я, – но уж точно не живые. Они не едят, не гадят, не высиживают птенцов… Они только поют… но в ваших горах птицы поют не так… и не всегда…

– Не птицы, а какие-то механизмы для чириканья, – с отвращением сказал Задира. – Мне тут уже очень не нравится, чрево Барлогово! Эльфы-то где?

Почти в тот же миг мы разом услыхали далекий перезвон бубенцов, скрип колес маленькой тележки и стук копыт. За стеной розовых кустов кто-то ехал, судя по звукам, на пони – и этот кто-то не мог быть эльфом!

Моя команда моментально растворилась в розовых кущах; я же, не считая нужным скрываться, просто вышел из них на дорожку, посыпанную чистейшим белым песком.