Не было страха перед высотой, словно не наяву видела Нута бездну. Мысль броситься в пропасть не пугала Нуту, да и не было этой мысли — мысль ее обжигалась там, где видела она похотливое счастье Юлия с чужой женщиной. С той женщиной, достоинства которой означали ничтожество Нуты. Только рядом с нею, с волшебницей, стала понятна вся мера собственной Нутиной бесполезности. Этого невозможно было стерпеть: жгучего отвращения, которое она испытывала к себе. Словно задохнувшись пламенем, Нута ощущала потребность скорее покончить с этим, вот и все. Она чувствовала, что не сможет вынести того, что уже случилось, еще раз. Еще раз, каждый раз заново узнавать то, что уже знала… Ничего. Черное, в головнях пепелище. Зачем?
И не вниз лежала стена, на которой Нута стояла, — опрокинулась, поплыла. И не падать нужно было — лететь. Плотный ветер толкал в грудь, порываясь смахнуть с уступа, на котором едва помещались ступни.
Еще мгновение она цеплялась за окно в смутной попытке осознать все сразу — всю свою жизнь от начала. Осознать и вернуть себе этим жизнь. Ухватиться.
И бросилась, не издав ни звука.
— Что-то притихла наша невесточка, — некоторое время спустя протянула Милица. Знакомый приступ тошноты, дурнота и слабость, всегда наступавшие перед западением, заставили ее опереться на подлокотник кресла. — Пойди, Любаша, — проговорила она через силу, чтобы отослать как-нибудь мужа, — посмотри, что она там?
Государь накинул кафтан и, не застегиваясь, сунулся в соседнюю комнату. Он обнаружил на полу изумительной нелепости головной убор, нечто вроде опрокинутого ведерка, каким черпают воду в заморских странах. Обнаружил поднятое окно, которое опустил, мельком глянув наружу.
— Никого, — сказал он жене в открытую дверь.
— Смотри лучше, — послышался сдавленный голос Милицы.
— Никого, — повторил он с возрастающим недоумением. Распахнул один шкаф и другой, третий. Бросив все нараспашку, опустился на пол, чтобы посмотреть под кушеткой, где обнаружил только ночной горшок. И вытащил его, не удержавшись от искушения заглянуть внутрь… Но это не прибавило ясности.
— Ты знаешь, Милаша, чертовщина какая — никого! — громко сказал он, чтобы жена слышала, а потом во внезапном подозрении, очевидно нелепом, вновь приподнял оконницу — иного выхода из задней комнаты не имелось.
Трезво оценивая опасности открывшейся ему бездны, великий государь Любомир цепко ухватился за косяк. Но даже в самом неудобном, скованном положении можно было видеть все, что следовало: пустынную дорогу внизу, ничем не примечательную, кроме каменистой колеи. Крутой обрыв за дорогой… реку и равнину.
Излишняя уже добросовестность заставила государя посмотреть вверх — несколькими саженями выше тянулся карниз дворцовой кровли. Неловко извернувшись, Любомир узрел чудовищную глубину опрокинутого над карнизом неба… стало дурно от вида близко парящих птиц. Он кое-как втянулся в комнату и вернул оконницу на место.
— Куда она делась? Никого! — объявил он с досадой одураченного человека.
Бедняга однако и подозревать не мог, что безмерное удивление не оставит его уже до конца жизни.
Он застал государыню у стоячего зеркала в золоченном раме; не слушая недоумений мужа, Милица поспешно отвернулась. Суматошное движение ее свидетельствовало как будто о намерении спрятаться. Ничего не понимая, обиженный супруг схватил жену за плечо и ахнул:
— Боже праведный! Кто это?
В жалкой попытке улыбнуться старая ведьма ощерила желтые зубы. Была тут странная, неожиданная мольба о пощаде и злобный вызов был — все сразу, с избытком.
— Что это? — выдавил Любомир. — Что с тобой?.. Это ты?
— Что, что?! Не видишь?! — Милициным, но надтреснутым голосом огрызнулась старуха. — Западение — вот что. Слышал такое: западение? Когда оборотень частично или полностью возвращается в свое собственное тело.
Если Любомир слышал, то, несомненно, не способен был бы сейчас запираться и, конечно бы, себя выдал. Но он молчал, и, значит, не слышал.
— И не стучи зубами, — грубо сказала ведьма. — Произвольное западение случается в чародействе сплошь и рядом. Рано или поздно это происходит со всяким оборотнем. В старости все чаще.
— Со всяким? — жалко пролепетал Любомир, полагавший, надо думать, что супруга великого государя не подчиняется общим законам природы.
— Не стучи зубами!
— Я не стучу! — возразил Любомир.
Государь, и в самом деле, крепился как мог и, в общем, держался не так уж плохо.
Читать дальше