Валентин Маслюков - Погоня

— Я постараюсь вам помочь, принцесса, — прошептала Золотинка.

Служаночка замерла… и заработала еще быстрее, не поднимая глаз.

— Как вы сюда попали? Я постараюсь помочь, — продолжала Золотинка, поспевая за лихорадочными движениями девушки, чтобы можно было шептать на ухо. — Поверьте, мне хотелось бы вам помочь… Может, вам лучше было бы вернуться на родину?

Усердно мотаясь по полу, девушка тряхнула головой, что «нет». Если только не привиделось это Золотинке так же, как все остальное.

— Нам надо поговорить, — неуверенно добавила еще Золотинка и, почему-то пристыженная, оставила девушку, чтобы выглянуть в горницу.

Здесь она никого не нашла, и нужно было волей-неволей прокрасться дальше, хотя бы до дверей на крыльцо, чтобы хоть что-нибудь себе уяснить.

Солнце зашло, но в светлых сумерках еще различались дали, и Золотинка увидела за низкой, крытой тесом оградой пыль на дороге, латы всадников, метелицу разноцветных перьев на шлемах и выпуклые крыши карет. Всадников надо было считать до сотни — внушительная железная сила. Понятно, почему присмирела расхристанная, не готовая к правильному сражению пехота.

— Хлопцы, это что? — слышались по двору голоса.

Пустившись вскачь, четверо витязей один за другим влетели в высокие ворота, не пригибаясь. Пыльные, но роскошные наряды их: дорогое оружие, червленые латы, шелк и бархат — указывали на право распоряжаться. Притихшая толпа шарахнулась в стороны, освобождая место. Хозяин спешил к дорогим гостям, спотыкаясь от чрезмерности впечатлений.

— Кто у тебя? — спросил, не слезая с коня, вельможа лет сорока, спросил так, будто не чувствовал враждебные взгляды, не слышал за спиной приглушенный, но остервенелый мат. — Очистить дом! — продолжал он, окинув высокомерным взгляд весь этот пьяный сброд. — Всех долой! Живо! Вымыть комнаты для великой государыни великой княгини Золотинки и для княжны Лебеди! Ошпарить кипятком щели. За каждого клопа мне ответишь! Да пошли девок набрать донника и мяты на пол. Пошевеливайся!

Хозяин не успевал кланяться под градом грозных, но сладостных для сердца распоряжений, не столько кланялся, сколько верноподданнически сотрясался грузным животом, чуть-чуть складываясь и в ляжках.

— Что за место? Что это за дыра?

— Харчевня Шеробора, ваша милость! — проблеял, изнемогая, хозяин.

— А Шеробор кто?

— Шеробор это я, — признался хозяин.

— Ты? — с не сказанным презрением глянул вельможа. — Ну так оденься, фуфло!

Грозные окрики не произвели особого впечатления на оглушенный вином сброд, пехота нагло роптала, но скоро в ворота вломилась тяжелой рысью конная охрана государыни. Латники, бравые, на подбор ребята, в медных доспехах и с двумя мечами — коротким бронзовым и длинным железным, взялись за дело не рассусоливая. Кого матом обложили, кого конем помяли, оставшиеся сигали через забор и отступали в сад, где их провожали до ограды и помогали перекинуться на ту сторону — в репей и лопухи. Рассыпанная, упавшая духом пехота не сумела себя показать, лишь двое или трое известных дерзостью бойцов разъерепенились настолько, что получили в кости и были выброшены за ворота в ни на что не годном уже состоянии. Спущенные Чулки, увы! не выдержав испытания, бежал среди первых.

Кареты, одна и за ней еще две, остановились не доезжая ворот, верно, кучер не рассчитывал развернуться во дворе растянувшимся на полста шагов восьмериком. Забегала челядь. Блистательные вельможи и дамы, сенные девушки расступились, склонившись, — овеянная государственным величием явилась великая княгиня Золотинка.

Золотинка… то есть не та, что в сопровождении свиты вступила под тесовую кровлю ворот, а другая, та, которая, оставаясь душой и памятью, нравом своим Золотинкой, нисколько не походила на саму себя, обращенная в пигалика, — в сущности, ведь в мире не осталось ни одной в полном смысле и без изъянов Золотинки… словом, чтобы окончательно не запутаться: малыш пигалик с светлой соломенной гривой стоял среди встречающих великую государыню Золотинку, склонившись в общем для всех поклоне, ибо никто малыша в свирепой суматохе не тронул, никто не догадался его турнуть и теперь уж он остался во дворе на правах коренного обитателя харчевни.

Можно думать, пигалик ожидал, что великая государыня Золотинка постареет и осунется за тот год — или сколько уж, два? — что прошли со времени роковых событий в Рукосиловом замке Каменце. Представлялись ему в воображении запавшие глаза, лишенные красок, увядшие щеки — что-то вроде неизгладимой печати порока на лице оборотня… И выходит, малыш пигалик, что бы он ни пережил и ни приобрел за не даром прошедшие для него годы, оставался в глубине души наивным и простодушным существом; пигалик полагал… мнилось ему и мерещилось, что бессонные ночи, нечистая совесть, тяжкий груз власти наложат на женщину… великую государыню Золотинку, собственно, печать преждевременной усталости и разочарования. Ничего подобного!