Никос Зервас - Греческий огонь

Сцена медленно погрузилась в синеватый мрак. Затрепетали молнии, напряжённо рокотал гром. Иван вздрогнул: это был его выход на сцену. В ту же секунду чья-то рука сильно толкнула его в спину, промеж лопаток — русский дурак вылетел на сцену, как и положено, щучкой…

Со всем сторон ударили лучи, и Царицыну показалось, что воздух вокруг него закипел.

— Кто здесь? — выдохнул Иван, ощутив движение в темноте, совсем рядом.

— Кто здесь?! — грохотнуло над Москвой. Чуткий микрофон на груди Царицына без труда улавливал самый тихий шорох.

— Это я, — донеслось из мрака. — Твой зубастый друг. Известный актёр Васнецович, подтянутый, худощавый и правда похожий на умного волка, смотрелся на репетициях весьма эффектно. Вот сейчас он выйдет в круг света и скажет, как положено по сценарию: «Ты спрашиваешь, кто я? Я — скромный серый пастырь русских лесов, кормлюсь заблудшими овечками… Не убивай меня, Иван. Я тебе пригожусь». Но что это значит? Васнецович был в тёмно-серой мантии, весьма напоминавшей одеяние инока, и в головном уборе, похожем на клобук православного монаха. На груди посверкивал крест. При этом, как ни странно, волчья маска со светящимися глазами!

— Ты спрашиваешь, кто я? — смеясь, произнёс Серый Волк. — Я серое духовенство наших лесов. Исповедую овечек, ха-ха. Да и барашки мне тоже по вкусу. Окормляю всё, что движется. Точнее, окормляюсь.

Иван, растерявшись, пропустил реплику. Между тем Васнецович продолжал вдохновенно гнать полнейшую отсебятину, поперёк сценария:

— Вообще-то меня прислали из Греции. Там я всех овечек сожрал ещё полторы тыщи лет назад. Теперь сюда пришёл, чтобы пробудить в тебе духовную силу. Вставай, Иван. Ты пойдёшь на бой против Кощея, отвоёвывать красу ненаглядную, девицу Снегурочку.

Иван, заслышав, наконец, знакомую фразу, обрадовано воскликнул, как учили на репетиции:

— Снегурочка… как много в этом звуке… Отомстим неразумным хазарам!

— Мстить надо с умом, — подхватил Васнецович и снова понёс ахинею: — Знаешь волшебную формулу русской силы? Православие, самодержавие плюс народность. Итак, православие у нас есть, ты его перед собой видишь. Самодержавие тоже имеется, благо ты у нас какой-никакой, а всё же Царевич. Осталось теперь нам с тобой на народ опереться.

Волк в монашеской мантии задумчиво лязгнул клыками.

— Так… где у нас народ? Ага, знаю. Тут в Муроме живёт, на печи валяется настоящий представитель русского народа. Идём к нему!

Грянула музыка, на сцену горохом посыпались танцоры — это был хореографический номер под названием «Русская дорога». Иван, задыхаясь от ужаса, выбежал за кулисы и столкнулся нос к носу с Василисой.

— Ваня, что с тобой? На тебе лица нет.

— Я ничего не понимаю, — Ваня мотал головой. — Откуда этот костюм, что за слова такие? Православие, самодержавие и народность?!

— Погоди, Ваня! — прекрасная Снегурочка удивлённо смотрела на Ивана. — Разве ты не получил вчера вечером новый вариант сценария? Ханукаин всем раздал! Там весь текст переиначили! А ты не знаешь?

— А костюмы? — выдохнул Царицын. — Откуда появились эти костюмы?

Василиса только руками развела. Ваня бросился к помощнику режиссёра.

— Скорее! Свяжите меня по рации с Ханукаиным!

Режиссёр был на удивление спокоен.

— Что ты волну гонишь? У тебя-то роль ничуть не изменилась. Все фразы остались прежними.

— Но послушайте же… — жарко зашептал Ваня в рацию, — костюмы изменились, декорации тоже! А что, если я запутаюсь?

— Ну, хорошо, хорошо! — успокоил режиссёр. — Сейчас тебе принесут радиосуфлёр. Я сам буду тебе подсказывать. И давай, Иван, без паники, понял?!

— Царицын! — на Ивана напрыгнул кто-то из менеджеров. — Через десять секунд твой выход! Сцена пробуждения Муромца…

Кто-то сунул ему меч в ножнах. С другой стороны высунулась рука и, больно схватив за шею, нацепила нечто, похожее на искусственное ухо.

— Царицын, ты меня слышишь, — едва слышно прошелестела мембрана голосом Ханукаина. — Всё под контролем, мой дивный. Всё идёт шик-карно!

Ваня понял: это и есть радиосуфлёр. Его снова пихнули на середину сцены — он зажмурился от яркого света, а когда пригляделся, увидел бутафорскую деревню Карачарово и огромную печь посередине.

— Вот здесь живёт наш инвалид, — прогремел в небесах голос Васнецовича.

Ваня вздрогнул, обернулся — Серый Волк в своём монашеском облачении стоял рядом, указывая на печь.