Дети немилости

Когда дверь за ним закрылась, Аргитаи утомленно выдохнул и пробормотал что-то нелестное. Я протянул руку поперек солнечного пятна на столешнице; по лаку змеились трещинки. «Что за бес! — думал я в изумлении. — Да ведь Итаяс не просто отвечает. Он играет на моей стороне. И ему это нравится. Что он затевает? Не далее как вчера он собирался меня убить. Он действительно переменил решение, или это дальний расчет? Что он может рассчитывать?»

Я поднял лицо.

Итаяс полусидел на краю стола, развернувшись ко мне. Поза его была настолько свободной и расслабленной, что даже наручники выглядели своего рода причудливым украшением. Пророческий ли дар рождал в нем спокойствие, или был таянец таков по характеру, но эта дикая вольность восхищала. «Зверь, — пришла мысль. — Демон Высокогорья. Воин Выси. Побери меня бесы, я хочу видеть его на службе империи. Каманаром Лациат ему не быть — такие, как он, не объединяют племен. Но князем Таянри…»

В солнечных лучах плясали пылинки.

— Аргитаи, — сказал я, — я желал бы побеседовать с господином Итаясом с глазу на глаз.

Горец ласково улыбнулся.

Князь Мереи попытался возразить, но я повторил просьбу в форме приказа. Глянув на часы, я обнаружил, что до выхода «Серебряных знамен» из Лабиринта остаются считанные минуты, и распорядился выслать кого-нибудь навстречу Эрдрейари; возможно, я торопил время, но мне казалось, что генерал давно уже должен прибыть. Сам Аргитаи направился к Эрисену. Принцу-консорту предстояло узнать, что передатчик Лиринии в решающий момент выйдет из строя. Несколько мгновений я колебался, не присовокупить ли к этой новости пару важных деталей, но решил, что готовность рескидди верить в чудеса стоит использовать, пока она совершенно не истощится. Чем меньше союзники знают, тем лучше.

Комната опустела.

Итаяс любовался красотами царского сада.

— Тебе удастся то, о чем ты думаешь, — проговорил он вдруг. — Не так, как ты думаешь, но удастся… император Морэгтаи.

— Ты не можешь предсказать мое будущее, — сказал я.

— Я могу предсказать будущее старика, — усмехнулся горец.

Я невольно ответил улыбкой.

— Это его мечта, — сказал Итаяс.

— Я знаю.

— Но он совершит ошибку.

Я рассмеялся.

— Не рассказывай мне всего. Иначе будет неинтересно. Но я тебе благодарен.

Итаяс улыбнулся; глаза его сверкнули, он подался ближе ко мне, выгнув спину, как кот. Цепь наручников звякнула о столешницу.

— Что ты хочешь от меня услышать, император? Зачем ты отослал солдат?

Я помедлил.

— Авиаполк «Серебряные знамена» получит дозаправку в Цестефе и к вечеру прибудет в Рескидду. Что случится потом?

— Не за этим, — сказал Итаяс.

— Стало быть, ты знаешь, зачем.

Таянец выпрямился и искривил рот.

— Лиринне придет в ярость, — с безразличным видом сказал он, глядя поверх моей головы. — Она прикажет снова выпустить духа. Дух нападет на села под Истефи.

— Что будет дальше?

Итаяс опустил веки.

— Сюда идет Великий мертвец, — сказал он. — Он ответит.

Я кивнул. «А ты не хочешь отвечать, — думал я, глядя на резкий, по-дворянски благородный профиль Воина Выси. Таянец подставил лицо солнцу и замер в неподвижности, точно зверь на припеке. — Тебе не нравится истина, которая тебе открылась. Я понимаю. Но я хочу узнать о твоем решении. На какой вопрос ты согласишься ответить?..»

Углы рта горца чуть изогнулись, и почти немедля раздался грохот двери, ударившейся о стену. Я вздрогнул от неожиданности. Итаяс не шелохнулся.

— Государь, — севшим от тревоги голосом сказал генерал Эрдрейари, — по вашему приказанию я прибыл.

Я обернулся. За спиной генерала сгрудились солдаты и с любопытством глазели на нас. На лицах они тщились сохранить выражение полного бесстрастия, и смотрелось это забавно.

— Хорошо, — сказал я, жестом приказывая страже закрыть дверь. — Госпожа Эррет задержалась?

— Она будет через четверть часа, — Эрдрейари прошел к столу, уселся в кресло Кайсена и без обиняков заявил: — Государь, авиаполк «Серебряные знамена» поднялся в воздух по моему приказу.

— Вот как? — вырвалось у меня.

— Вся ответственность лежит на мне, — твердо закончил генерал.

«Так значит, не Рейи, — пронеслась мысль. — Я переоценил господ из Военного совета. Или они настолько утратили самообладание, что забыли об уставе, этикете и традициях, или настолько испугались кары, что позволили Онго взять ответственность на себя». Мертвецы не имеют права командовать живыми; я признавал, что ситуация была из ряда вон выходящая, но не настолько, чтобы забывать об этом законе. Его породили отнюдь не суеверия. Смерть избавляет от страха смерти. Поднятые часто недооценивают опасность. До сих пор опыт и здравомыслие Эрдрейари заменяли ему бессознательную осторожность живого, но в критической ситуации этого оказалось недостаточно…