Торн Стюарт - Влюблённые из Хоарезма

— О,— по-прежнему не открывая глаз, все тем же бесцветным голосом, но со змеиной улыбкой на тонких бескровных губах отметил Мардуф, — я чувствую, что ты вздрогнул от омерзения. Когда мне захочется поразвлечься, я разрешу ему ласкать и гладить тебя, я разрешу ему довести тебя до исступления, а он умеет это делать, поверь мне. Ибо причинять тебе физическую боль я не вижу никакого смысла, поскольку, судя по твоим шрамам, ты перенес ее больше, чем все, кто побывал здесь до тебя… Только представь себе, варвар: такое жирное, слюнявое, омерзительное существо, не мужчина и не женщина, будет касаться тебя своими толстыми мягкими пальцами… Ты здоровый, не увечный мужчина, и рано или поздно он добьется своего, потому что природа наша сильнее нас. Никто никогда не узнает, что Конана любил жирный, слюнявый кастрат, но ты после этого возненавидишь сам себя…

По безволосому подбородку кастрата и в самом деле текла струйка слюны, он смотрел на Конана, как… «Как пес на течную суку!— вспомнил Конан слова Фейры.— Кром Владыка! Если бы этот осел с позолоченной шкурой знал, как немного я могу ему рассказать… Он бы просто лопнул от злости».

Эта мысль его развеселила, и он улыбнулся. Кастрат принял это на свой счет и немедленно улыбнулся в ответ. Улыбка у него была самая идиотская.

— Что написано в свитке, варвар?

Конан по-прежнему молчал, но мысль сказать Мардуфу правду нравилась ему все больше и больше.

— А то еще можно кликнуть палачей, и они приведут сюда премиленьких мальчиков и девочек,— продолжал тем временем Мардуф.— Их разложат на тех больших столах, чтобы тебе было, как следует видно, и будут долго рвать на части, так долго, как умеют это делать только мои палачи. А в заплечных дел мастеров я набирал сумасшедших маньяков, они любят свою работу, варвар, смотреть на них — просто загляденье…

Наконец Конан решился. Сказав правду, он не терял ничего, кроме жизни, но сейчас его жизнь или смерть и так находилась в полной власти этого сумасшедшего.

— Зачем тебе знать то, что записано в свитке?— хриплым, севшим голосом спросил Конан.— Разве ты Владыка Турана? Разве тебе есть дело, нападут на нас враги или нет, каков будет урожай и не случится ли засухи?

— Нет, все это мне не интересно. Ты знаешь, что я хочу знать: кто родится этой осенью. Если мальчик — его ждет смерть еще в утробе. Если девочка — я возьму ее в жены. Да, я не Владыка Турана, но очень скоро им стану, варвар. Подумай об этом, если хочешь остаться в войске Повелителя Аграпура. Тебе выпадает редкий случай начать свою службу новому государю прямо сейчас.

Стараясь не выдать себя смехом или просто странным для пленника выражением лица, Конан начал торговаться.

— А что я получу за то, что скажу тебе правду? За то, что предам своего повелителя и нарушу клятву, которую давал, вступая в его войско? Предательство стоит дорого, а ценится дешево.

Мардуф, оживившись, подался вперед.

— Наконец-то я слышу речи не наемника-варвара, а мудрого человека, знающего, что не все на свете зависит от одной только силы мышц! Я сделаю тебя кир-баши своей армии, а когда стану Владыкой Турана, назначу Верховным военачальником взамен старого Азамата!

— Это только обещания,— заявил Конан, видя, что наживка проглочена вместе с крючком.— А кто потом удостоверит твои слова, сказанные при глухих и немых?

— Сулла записывает за нами каждое слово, Конан,— ответил Мардуф, проявляя нетерпение.— Но вот здесь лежит мой фирман о назначении кир-баши, в него осталось только вписать имя. Говори!

Если бы он мог двинуть хотя бы пальцем, Конан, наверное, не удержался бы от какого-нибудь непристойного и обидного жеста — и, вероятно все бы этим испортил. Мардуф ждал, постукивая свернутым в трубку фирманом о поручень кресла.

— Говори! Ты и помыслить не можешь, варвар, как прекрасна станет туранская земля, когда я воссяду на трон во дворце Аграпура! Сколько раз, размышляя об этом, я ясно видел нашу страну в довольстве и великолепии! И неужели одно злое дело не искупят тысячи добрых и угодных богам! Ну, скажи мне, что родится девочка — и не будет во всем мире принцессы счастливее, чем она, такой лаской и заботой я ее окружу! Но мне нужно опередить негодяя Рагдрима, брата Илдиза!

Он тоже мечтает о короне и непременно захочет племянницу в жены, хоть это и против закона Пророка!..

— Хорошо, я все скажу тебе,— проворчал киммериец, стараясь придать своему голосу оттенок не насмешки, но усталости и раздражения.— Я скажу тебе, что знаю, только вели перевернуть меня, потому что мне уже очень надоело изображать на стене ящерицу-геккона!