Майра - Оливия и Смерть

Мальчик, прочитавший по губам Германии своё имя, недоумённо приподнял брови и кинул взгляд на Патрика. Стихотворец успокаивающе улыбнулся в ответ.

– Что тут странного? – поднял голову секретарь Парст. – Ведь это всего лишь сон! Во сне люди могут являться и с хвостами, и с рогами… Простите, святой отец.

Германия, кажется, даже не услышала этой реплики.

– Он просил у меня прощенья, – сказала она, и её старческий голос чуть задрожал. – Он и раньше мне снился, но всё было по-другому. Он просто показывался вдалеке и уходил, а я не могла его остановить. На этот раз он подошёл так близко…

Юный монашек открыл было рот, но тут же захлопнул его, так и не произнеся ни звука – отец Викторий был начеку.

– Что он тебе говорил? – герцогиню рассказ явно заинтересовал.

– Он просил меня освободить его от данной клятвы, – Германия потупилась. – Он сказал, что теперь связан другими обещаниями, и что его господин не склонен ни с кем делить своих слуг. Это было так странно…

Отец Викторий степенно перекрестился. Жест выглядел как будто случайным и, одновременно, демонстративным. Германия заметила его.

– О нет, святой отец! – запротестовала она с жаром. – В этом не было ничего дьявольского или нечистого! Он был так печален… Он говорил о россыпях драгоценностей во дворце своего господина, о странной музыке,которая звучит там день и ночь, о колоннах из берилла и опала, в которых играет свет факелов… Это было так прекрасно и так…ужасающе грустно!

Казалось, Германия сейчас расплачется.

– Его господин мужчина или женщина? – решительно вмешалась старая герцогиня. – И какой титул он носит?

Старушка-приживалка растерялась.

– Я не знаю, ваша светлость. Густав не сказал, а я не решилась спрашивать. Но мне кажется… Вряд ли это может быть женщина. И если бы вы слышали, как Густав говорит о нём, вы решили бы, что это по меньшей мере король… или князь.

– Князь тьмы! – громогласно прошептал молодой спутник отца Виктория и закашлялся, поперхнувшись мороженым. Сидевший по соседству секретарь Парст, оставив правила хорошего тона, безжалостно хлопнул его по спине. Выражение лица герцогини ясно говорило о том, что юноша сидит за этим столом в первый и последний раз. Щёки отца Виктория пошли пятнами гнева.

– Разговаривать с мертвецом – дурной знак! – настаивала на своём Розалия.

– Разве кто-нибудь видел этого юношу мёртвым? – возразил Патрик. Это были чуть ли не первые его слова за весь обед. – Он пропал без вести.

– Тем более! – Розалия даже раскраснелась от волнения. – Будь он жив, он дал бы о себе знать. Скорее всего, его кости лежат где-нибудь непогребённые, а душа не может обрести покоя…

– Ну, довольно! – оборвала герцогиня, видя, что разговор принимает мрачный и огорчительный для Германии оборот. – Германия, не расстраивайся. Я уже говорила: ты просто много думала о нём, вот он тебе и присинился.

– Должно быть так, – кротко согласилась старушка. Глаза её подозрительно блестели.

Закончив обедать, герцогиня поднялась, выслушала обычные благодарности и восхваления от нахлебников и в сопровождении отца Виктория и компаньонки удалилась к себе для душеспасительных бесед. Молодой монах поплёлся за ними, хотя тяжесть в перегруженном желудке явно тянула его прилечь где-нибудь в тихом, редко посещаемом местечке. Гости неторопливо разбредались, первыми ушли секретарь Парст и Йохан Дайгель, один – намекнув на неотложные дела, второй – отговорившись необходимостью присутствовать на спевке кафедрального хора. Вальтер всё ещё сидел за столом, рассеянно следя, как шустрые невесомые слуги уносят приборы. На него мало обращали внимание: из-за его глухоты и вынужденной отчуждённости большинство обитателей дворца считали мальчика не совсем нормальным психически и не придавали значения тому, что его поведение зачастую не вписывалось в этикет. Старушки-приживалки дулись друг на друга в разных углах залы.

Патрик подошёл к Германии.

– Так вы отпустили его?

Старушка подняла на него удивлённый взгляд.

– Я хотел сказать, вы вернули Густаву его клятву?

Германия порозовела.

– Нет… Честно говоря, я так растерялась. И он был так красив, вы не поверите. Он всегда был очень хорош собой, но, оказывается, я совсем забыла его лицо, и когда мы с ним встретились… во сне… Я всё смотрела на него и не могла оторваться!

– Вы должны его отпустить, – поэт легонько потрепал её по сморщенной руке. – Он ведь за этим к вам и приходил. Так будет лучше.