Майра: Гений Больших Дорог

Полонский ввалился в свою каюту на "Мемфисе" вскоре после полуночи, злой и голодный. Вообще-то ему, по долгу службы, случалось ложиться и под утро, а то и вовсе не ложиться, но обычно подобные бдения увенчивались хоть какими-то результатами. А тут…

Вот уже третьи сутки Полонский вынюхивал и вычислял среди экипажа и пассажиров "Мемфиса" некоего Счастливчика, провернувшего недавно потрясающее в смысле наглости и куша ограбление. Счастливчик не вынюхивался и не вычислялся – видимо, и впрямь был везучим.

Полонский упал было на свою спартанскую койку, но тут же вскочил и забегал по каюте. За стеной безумно ныла скрипка, и от этого у детектива вдруг безумно заныли совершенно здоровые зубы. Игравший явно был поклонником мельхитерейской музыки, которая, как известно, имитирует брачные танцы живущих на Мельхитерее гигантских жуков, когда те неистово трутся друг о друга хитиновыми панцирями. При всём уважении к инопланетному разуму, Полонский не разделял этого увлечения.

Детектив успел проглотить поздний ужин и выпить бокал своего любимого коктейля, который сейчас показался ему безвкусным, прежде чем скрипка утихла. Последовавшая за недолгим молчанием шумная возня дала ему понять, что лечь спать в ближайшее время не удастся. Полонский мысленно обругал всех учёных с их гениальными идеями, являющимися по ночам, когда все приличные люди отдыхают, а потом, вздохнув, отправился с визитом к тому из них, который, к несчастью, проживал по соседству.

Соседа Полонского звали Бингер, он был когда-то крупным специалистом в области каких-то там полей и подпространств, которые физики зашифровывают от остального человечества буквами греческого алфавита. Бингеру даже принадлежали какие-то мало понятные для детектива открытия по части этих самых полей, но всё это сейчас уже было в прошлом, потому что несколько лет назад, в результате сильного интеллектуального перенапряжения, Бингер серьёзно пострадал рассудком и, как с неизменным сочувствием говорили его коллеги, удалился от дел. Может, в его помутившемся мозгу и роились какие-то идеи, но прежней ясности в них уже не наблюдалось, поэтому он ни с кем ими особенно не делился.

Всё это Полонский узнал в один присест, угостив коктейлем "Протуберанец" борт-инженера "Мемфиса". Борт-инженер по-прежнему благоговел перед гением Бингера и, рассказывая о злоключениях последнего, даже прослезился под влиянием коктейля, составленного Полонским для профессиональных нужд.

Детектив не стал репетировать свою речь у соседской двери, а сразу громко постучал. С минуту было тихо, потом возня донеслась с удвоенной силой. Раздался глухой стук, как будто в спешке уронили что-то тяжёлое. Полонский постучал ещё раз, громче. Послышались торопливые, но осторожные шаги, дверь приотворилась, и из образовавшейся щели на детектива глянуло встревоженное лицо легендарного сумасшедшего.

– Вечер добрый, – сказал Полонский без тени иронии. – Я из корпуса социальных опросов. Мы проводим опрос мнений по проблемам места и времени. Скажите, вы сознаёте, где находитесь и который теперь час?

Прошла минута прежде, чем Бингер понял, о чём идёт речь. Его реакция была столь бурной и неадекватной, что Полонскому ясно вспомнились слёзы на лице борт-инженера.

– Что вы себе позволяете? – побагровев, завопил учёный, едва не срываясь на визг. – Как вы смеете врываться среди ночи…

Полонский втолкнул его внутрь, вошёл сам и запер дверь. Бингер сразу сник, и глаза его забегали.

– Как… Почему… Что, собственно, происходит?

– Вот теперь я действительно ворвался, – пояснил Полонский и окинул помещение быстрым взглядом.

Здесь было, мягко говоря, свежо. Каюта Бингера была крайней в своём ряду, сразу за ней начинались камеры технического охлаждения, и это сразу чувствовалось. Обстановку можно было бы назвать стандартной, если бы не некоторые мелочи, явно привнесённые в неё научной одержимостью владельца. По полу комнаты змеилось несколько тонких электрических проводов в яркой пластиковой изоляции, провода заканчивались блестящими штекерами, никуда не включёнными и потому выглядевшими сиротливо. Начало всего этого весёлого и непонятного разноцветья скрывалось в объёмистом чёрном чемодане, какие вообще-то принято сдавать в багажное отделение… Полонский не стал анализировать найденные факты, так как вообще-то пришёл сюда за другим.