Хелен Кин - Игра престолов - наука в сериале

Не важно, наелись ли Элси и Френсис грибов или нет (не будем их судить), есть что-то странное и красивое, даже трогательное, в истории этих умных, веселых девушек, решивших принести немного магии в мир, столь остро в ней нуждающийся.

В 1985 году, за год до смерти, пожилая Френсис дала интервью Артуру Кларку для его телепередачи World of Strange Powers [33] «Мир странных способностей» (англ.). . Она рассказала, что после того, как их история покорила такого гениального человека, как Конан Дойл, им было стыдно рассказать правду о фотографиях. «Я даже не думала об этом как о фальсификации, — сказала она, — мы с Элси просто дурачились, и я до сих пор не могу понять, почему столь многие нам поверили. Они хотели поверить».

Тяга людей к духовности и чистоте после ужасов и потерь войны — это явление, которое мы можем наблюдать снова и снова. В Вестеросе мы это видим на примере популярности Святого Воинства — вооруженной и даже экстремистской ветви Веры в Семерых — самой распространенной религии Вестероса. Возрождение религиозного рвения — это прямое последствие разрушительной войны пяти королей. Психологи выяснили, что даже в мирное время у веры есть определенные преимущества. Исследования показывают, что, если атеисты живут обычной полноценной жизнью и борются с трудностями, верующие считают, что сложности укрепляют их жизнь, поскольку их посылает сверхъестественная сила, им неподконтрольная.

Мы знаем, что волшебство реально существует в мире Семи Королевств, но на каждого персонажа, верящего в предсказания Мелисандры, или в Белых Ходоков, или в Детей Леса, приходится один — или несколько, — настроенный скептически.

В нашем мире психологи и неврологи уже не первый год пытаются определить, почему некоторые люди верят в сверхъестественное, а другие смеются над ним. На этот счет существует множество теорий.

Давно известно, что люди, верящие в паранормальное, имеют склонность видеть причинно-следственную связь там, где ее может и не быть. Велика вероятность, что именно такой человек углядит в тени на фотографии из отпуска призрак бабушки Дженни или, прочитав газету, придет к выводу, что приснившийся ему сон был «знаком». Некоторые ученые считают, что ответ таится в головном мозге, а точнее, в избытке дофамина (вещество, посредством которого передается сигнал между нервными клетками) в мозгу людей, склонных к вере.

В поддержку этой теории говорит эксперимент, в котором участникам со скептическим складом ума давали препарат, повышавший уровень дофамина, после чего они начинали замечать совпадения и несуществующие последовательности во время тестов. До принятия препарата участники во многих случаях не могли распознать слова и лица, которые ученые в быстрой последовательности демонстрировали на экране. После повышения уровня дофамина они куда чаще стали замечать последовательности и различать лица. Учитывая, что уровень дофамина у вас в голове определяется, среди прочего, внутриутробным развитием, то, исходя из данной теории, некоторые люди действительно рождены для веры.

Лично мне наиболее интересной показалась теория о том, что склонность к вере в сверхъестественное чаще всего проявляется у людей, незнакомых с теорией вероятности. Представьте, что вам приснился сон, в котором вы выиграли деньги, а наутро вам позвонил друг, сообщающий, что он только что сорвал джекпот в лотерее. На самом деле, сны вы видите почти каждую ночь, поэтому они могут иногда случайным образом обладать сходством с последующими событиями. Однако если вы не знакомы с этим аспектом теории вероятности, то у вас может появиться желание посчитать, что ваш сон предсказал выигрыш друга в лотерею. О том, закончите ли вы свое утверждение о предсказании напоминанием о соточке, которую друг у вас одолжил в 1994 году, говорит уже другая область психологии.

«Верующие не понимают теорию вероятности» — звучит симпатично, но правда ли это?

Давайте проведем мысленный эксперимент.

Представьте, что вы встретили на улице миссис Смит и вам известно, что у нее двое детей. (Откуда? Ну, может, она надела футболку «Лучшая мама двоих детей».) Она представила вам мальчика, стоящего рядом с ней. Назовем его Шекспир Смит.

«Этот очаровательный молодой человек — мой сын!» — говорит она с гордостью.

Какова вероятность, что второй ребенок — девочка? Когда я впервые это услышала, то ответила: «Элементарно — V2I Это же очевидно!» Но я ошибалась. Касательно детей миссис Смит существуют четыре варианта.