Крис Уэнрайт - Вендийское ожерелье

— Не беспокойся, — усмехнулся колдун, а в том, что этот человек не простой смертный, у киммерийца уже не оставалось ни капли сомнения, — выполнишь работу, и я отпущу тебя.

Они вошли на постоялый двор и по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж.

— Входи. — Чародей отворил дверь в свою комнату.

Комната была тесной, единственное маленькое оконце выходило во внутренний двор, откуда доносились звон конской сбруи, фырканье лошадей и шуршание соломы под копытами животных.

— Садись, — пригласил Конана смуглый, указывая на деревянный табурет с выщербленными от времени краями сиденья.

Киммериец сел, почти не чувствуя своего тела. Умом он понимал, что надо бы избавиться от чар длинноволосого колдуна, но не мог шевельнуть, ни рукой, ни ногой и, как тряпичная кукла, повиновался управлявшему им кукловоду.

— Твоя задача совсем проста, — устроившись напротив варвара, начал колдун. — Ты, главное, помни…

— Что? — Мысли варвара стали путаться, и все, что он видел, начало искажаться и покрываться пеленой, как будто явь представала сквозь дым от костра. — Что помнить? — повторил он, с трудом удерживаясь на табурете, который качался под ним, словно палуба корабля во время шторма.

— Бусы из зеленого камня… — Слова колдуна возникли прямо в мозгу киммерийца. — Запомнил? Вендийское ожерелье из зеленых камней… Ты должен взять его… Тогда…

Что произойдет в этом случае, варвар уже не слышал. Длинное лицо человека, которого он назвал стручком, подернулось дымкой, стены раздвинулись и все быстрее и быстрее понеслись куда-то вдаль. Невесть откуда налетевший ужасный вихрь закружил варвара в тугих объятиях, и теперь он парил над темной равниной, покрытой белыми клочьями пены, словно бурное море. Порывы ветра крутили и трепали киммерийца, и он кувыркался над седыми бурунами. Последним, что он увидел, было разраставшееся где-то далеко на горизонте зарево, не солнечный восход, нет! Мерцающее желто-красное сияние усиливалось, словно кто-то подносил к глазам Конана яркую масляную лампу. Где-то внутри него родилась чудовищная вспышка и как бы разорвала его надвое. Потом все померкло…

— Тхинуи! Тхинуи! — Заливистый девичий смех сопровождался плеском воды.

Варвар почувствовал спиной горячее обволакивающее тепло и с трудом открыл глаза. Он лежал ничком на чем-то влажном и мягком, положив голову на руки. Приподнявшись, Конан увидел бесконечное голубое пространство и не сразу сообразил, что это гладь моря, спокойная и безмятежная, которая сливалась с куполом неба, почти неотличимого от воды. Мягкое ложе под киммерийцем оказалось зеленой травой, которая покрывала нависающий над морем утес. До поверхности моря было не больше десяти-пятнадцати локтей, и чистая прозрачная вода позволяла видеть песчаное дно, где среди разбросанных черных камней и длинных стеблей каких-то растений проскальзывали стайки мелких рыбешек. Варвар повернул голову чуть правее, откуда раздавался смех, но увидел только белую пену и тучи брызг, переливавшихся в лучах солнца разноцветным радужным сиянием. Сначала ему показалось, что это играет стайка рыб, но, приглядевшись, Конан различил резвившихся в волнах людей. Длинные черные пряди тянулись за плывущими женщинами, придавая им сходство с морскими ведьмами, которые, как он слышал, заманивают моряков чарующим пением и воруют у них души.

Они не замечали варвара и медленно плыли к берегу, перекликаясь, заливисто хохоча и время от времени, обдавая друг друга брызгами. Киммериец затаил дыхание, замер и, медленно поворачивая голову, следил за девушками. Они достигли, наконец, мелкого места и, продолжая резвиться, выбрались на берег.

Прелестницы были обнажены, и их ослепительную наготу прикрывали только длинные угольно-черные волосы, по которым быстро стекала вода.

Девушки, громко и весело смеясь, выжимали мокрые роскошные локоны и передавали из рук в руки круглую раковину, где находилось, по-видимому, какое-то снадобье, которым они натирали гладкую смуглую кожу.

Киммериец, не в силах пошевелиться, безотрывно смотрел на них. Светло-коричневый оттенок кожи, нежные черты и невыразимая грация движений, плавные линии тел и удивительная непринужденность поведения казались ему столь же странными, сколь и прекрасными.

«Где же я? — Конан наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что с ним произошло и как он очутился здесь, но голова была пустой до звона. — Кром! — он, не спуская глаз со стайки девушек, медленно повернулся набок. — Жив я еще, или это уже другой мир?»