Дэвид Геммел - Рыцари темного леса

— Как не понять.

Мананнан ждал в роще за околицей деревни, а Руад Ро-фесса, он же Оружейник Оллатаир, ворожил в скрытой за деревьями пещере. Тут же рядом щипал траву Каун. Рыцарь побрился, и ветер приятно холодил его кожу.

К сумеркам чародей, серый от изнеможения, вышел из пещеры, расправил плечи, устало подошел к Мананнану и сел на траву рядом с ним.

— Готово, — сказал он. — Одно лишь слово — и врата откроются. Но я устал — дай мне немного времени, чтобы собраться с силами.

— Отдыхай сколько влезет. Я не тороплюсь.

— Я сожалею о том, что произошло из-за меня. Надеюсь, ты мне веришь. Я хотел только добра — и рыцарям, и всему государству.

— Я знаю. Надо было мне тогда отправиться с ними. Я тоже чувствую себя виноватым, Оллатаир. И хотел бы знать, что сталось с Морриган. Напрасно я не повидал ее. Она никогда не любила меня так, как Самильданаха, но заехать к ней было моим долгом.

— Ты бы ее не застал, как не застал и я. Ее родители сказали мне, что она сбежала из дома ночью, не взяв ни одежды, ни денег. Решила, должно быть, жить своей жизнью.

— Бедная Морриган. Влюбиться в рыцаря, давшего обет безбрачия, а потом проводить его в жерло ада. Какие же мы глупцы, Оллатаир! Мы разъезжали по девяти провинциям, насаждая порядок и правосудие, и чего мы этим добились? Посмотри на этот мир!

— Рыцари Габалы веками хранили гармонию мироздания. Ты спрашиваешь, чего мы добились? Я отвечу тебе твоими же словами: взгляни, каким стал этот мир, когда рыцари Габалы ушли! Пойдем, я хочу кое-что тебе подарить.

Руад привел Мананнана в пещеру, где горели две свечи. На деревянной подставке как новенькие сверкали серебром доспехи Мананнана. На шлеме высился новый белый плюмаж.

— Надень их. Я тебе гюмогу.

— Как ты это сделал?

— Я проделал другие ворота, ведущие в цитадель, и взял оттуда доспехи. Носи их с честью и гордостью.

Мананнан снял свою одежду и надел нижний кожаный камзол, а поверх него кольчугу. Он застегнул панцирь, прикрепил наплечники, а Руад тем временем надел ему поножи. Мананнан натянул серебристые перчатки и взял в руки столь памятный ему шлем.

— Он держал меня в заточении шесть долгих лет. Теперь опять начнется то же самое?

— Нет. Я не стал прибегать к чарам такого рода, но доспехи сохраняют свою волшебную силу и защитят тебя почти от любого оружия.

Мананнан надел шлем, совместил его с желобками на стальном вороте и поднял забрало.

— Он как будто стал просторнее.

— Это потому, что ты сбрил бороду. Теперь ты такой же, каким был в ту ночь шесть лет назад. Ты молился?

— Я уже забыл, как это делается, — с угрюмой улыбкой ответил Мананнан.

— Так помолись сейчас, рыцарь Габалы.

— Сейчас это было бы лицемерием. Открывай ворота, Оллатаир.

Они вышли на меркнущий свет дня. Мананнан подозвал к себе Кауна и сел в седло. Оллатаир, преклонив колени, помолился, а затем воздел руку и произнес заклинание.

Перед всадником сгустилась тьма, приняв форму большого квадрата. Послышалось шипение уходящего воздуха, и в середине квадрата открылся длинный туннель, продуваемый ледяным ветром.

Каун попятился, и Мананнан шепотом успокоил его.

— Поезжай! — крикнул Оллатаир. — Дольше нескольких мгновений мне их не удержать.

Страх оледенил сердце Мананнана сильнее, чем дующий из ворот ветер. По телу прошла дрожь.

— О, милостивые боги, — прошептал он. Из туннеля донеслись чьи-то истошные вопли. Каун встал на дыбы. Мананнан обнажил меч.

— Езжай, ради всего святого! — заорал Оллатаир. Мананнан опустил забрало, с боевым кличем послал Кауна вперед и, подняв меч, поскакал к воротам.

Лемфада стонал и метался во сне. Элодан, спавший у другой стены, встал, подошел к нему и тронул его за плечо.

Внезапно Лемфада испустил крик, и луч золотого света ударил из его пальцев, отшвырнув Элодана на пол. Рыцарь привстал на колени, ловя ртом воздух, а Лемфада проснулся и спустил ноги с кровати.

— Что с тобой? — спросил он, увидев Элодана на полу.

— А с тобой что?

— Ничего. Я услышал шум и проснулся, — удивленно ответил Лемфада.

Элодан встал на ноги и зажег фонарь на комоде. Он разглядывал свое отражение — на шее было широкое красное пятно от ожога.

— Откуда это у тебя? — спросил Лемфада.

— От тебя. Тебе снилось что-то плохое, и я хотел тебя разбудить, а ты поразил меня молнией.

— Я ничего не помню, кроме человека с закрытым капюшоном лицом. Мне часто снится этот кошмар: человек в капюшоне поет что-то протяжное, стоя на холме. А потом превращается в огромного волка. Снится еще туман и какой-то меч — остальное я забываю.