Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

А троица азиатов тем временем шагала Городом Мёртвых. Старший, козлобородый, хорошо знал путь. Скоро заросшая аллейка вывела их к старин­ной мечети, взятой в плен разросшимися кустами. У подножия мечети стоял мавзолей — массивный, высеченный из некогда белого, потемневшего от времени камня.

Это было настоящее произведение искусства. Пре­красные пропорции, филигранная резьба, тончайшая пена мраморных кружев... Усыпальница казалась призрачным видением, порождённым красноречием Шахерезады... Очарование сказки разрушала мерзкая вонь из заболоченного пруда, сплошь поросшего ло­тосами. В его мутных водах отражалось пламя ко­стра а на 6epeiy сидели шестеро в белых чалмах.

Они не курили, не ели фуль[14], не пили чай с эй- шем[15], не вели разговоров о всяких пустяках. Шесте­ро молча смотрели в сторону мечети, вслушиваясь в темноту, ловя каждый звук... Как и полагается бди­тельным часовым, ждущим врага

Только козлобородый со спутниками и не дума­ли маскироваться. Нагло распахнув плащи и держа руки в карманах, вышли они из мрака аллейки...

— Хэвва! — вскочил один из караульщиков, в ру­ке мгновенно блеснул клинок. — Хэвва-а-а!

Это было, без сомнения, настоящее оружейное чудо, такие мечи в старину называли «ганифитиша- ми»: чёрный с отливом дамаск, сетчатый белый узор, смертоносная заточка...[16]

Козлобородый не остановился, даже не замедлил шагов. Сунув руку под плащ, он выхватил свой собственный меч, подобно поясу обвивавший тело, и взмахнул им — молча и деловито. Это был «удар монашеского плаща» — сверху наискось, справа на­лево и от ключицы до печени. Раздался звук, будто вскрыли жестянку, чмокнула плоть, и караульшик упал на землю, рассечённый точно по канону — практически надвое. Рядом упал разрубленный ia- нифитиш. Хвалёный крупноячеистый дамасский булат оказался бессилен перед мечом азиата. Ни шума, ни звона, ни высеченных искр, вообще ни­чего.

— Хэвва! Хэвва! Хэвва! вскочили часовые, устремились вперёд, завертели над чалмами свер­кающие клинки. — Хэвва!

Но для мечей азиатов не существовало преград. Они с поражающей лёгкостью проходили и металл, и человеческую плоть. Минута, другая — и всё было кончено, цветы в водоёме окрасились кровью.

— Тай! Тай! — Козлобородый оглядел поле боя, о чалму убитого вытер меч и очень осторожно при­близился к мавзолею.

Он шёл походкой победителя, знающего, что на самом деле бой только начался.

Вход закрывала древняя, украшенная чека1псой дверь. Усыпальница, казалось, общалась с вечнос­тью: изнутри не доносилось ни звука.

Хорошенько прислушавшись, козлобородый сде­лал знак, и один из «сыновей» шагнул к двери. Его клинок молнией рассёк плотный воздух... Засов, массивные петли, калёный язычок замка — всё рас­палось, точно ломтики сыра. Сейчас же в руке вто­рого «сына* загорелся фонарь, и его нога стреми­тельно впечаталась в дверь.

Внутри мавзолей был величествен и великоле­пен. Гранитное надгробие в центре, бронзовое, див­ной работы ограждение, синие, жёлтые, ярко-крас­ные каменные цветы, распустившиеся на стенах... Впечатление торжественности и призрачности бы­тия не нарушала даже деревянная лежанка вроде пляжного топчана, убого притулившаяся в углу.

В целом усыпальница навевала мысль о прихо­жей, за которой открывается дорога если не в луч­ший мир, то уж явно — в иной...

А ещё внутри этой прихожей имелись привратни­ки. Сгорбленный, седой как лунь старик и парнишка в очках, явно не боец. Один держал наперевес палку, другой — медный ножичек для разрезания бумаги... Жалкая и смешная картина, но козлобородый и «сы­новья» прошли слишком долгий путь, чтобы хоть с чем-то считаться. Миг — и парень беспомощно рас­простёрся на полу. Жалобно звякнул нож, отлетела в угол палка.

— Слово! — на давно забытом языке прогово­рил козлобородый, и страшное остриё меча поплы­ло к старику. — Отдай мне Слово, и твой любимый ученик умрёт быстро. Не отдашь — и его пред­смертные крики не дадут тебе покоя даже после смерти...

Он сделал едва заметный знак, и один из его спутников начал состругивать парню ухо.

Кто сказал, будто очень острое лезвие режет без боли?.. Раздался крик на пределе рвущихся связок.

Ноликолепная акустика мавзолея подхватила его, тысячекратно размножила..

— Прекрати, — хрипло выдохнул старик Всхлип- пул, погасил в глазах ненависть. — Пусть будет так. Убейте его быстро, и я скажу Слово.

— Тай! — одобрил козлобородый, палач кивнул, лезвие опустилось парню на шею. По мраморному молу, быстро застывая, растеклась липкая лужа