Дмитрий Казаков - Осколок жизни

Он дошел до Дома Толстого Монаха, подмигнул изваянию пухлого францисканца, что было расположено в нише над дверью. Раскланялся с хозяином таверны «У Коричневого Пса», выбравшимся на крыльцо, чтобы вытряхнуть коврик. И по улице Пекарей добрался до площади Великих Бургомистров, откуда в хорошую погоду открывается вид на синий Везер.

Сейчас река пряталась за пологом из снега. Стоявшие полукругом статуи градоначальников выглядели такими белыми, словно их атаковала огромная стая страдающих поносом голубей.

Ветер ударил в лицо, запорошил глаза, захлопали полы плаща. Альбрехт подумал, что в такую погоду ни один преступник на улицу не вылезет и что пора зайти в одну из таверн, выпить стаканчик глинтвейна. Осталось только выбрать в какую, ведь капитану будут рады почти везде…

И в этот момент с улицы Башмачников донесся пронзительный крик.

– Стой, негодяй! – завопил кто-то фальцетом. – Убили! Убили, люди добрые!

– Глинтвейн отменяется, – пробормотал Шор, вытер лицо и скорым шагом направился в сторону кричавшего. Когда повернул на улицу Башмачников, стал виден желтый фонарь над дверью и рядом с ним – круглая вывеска из жести. Изображенный на ней рыцарь держал кружку с пивом, по широкому и довольному лицу ползали блики. Прямо под вывеской прыгал, орал и размахивал руками толстяк в белом фартуке и широких черных штанах. Глаза у него были вытаращены, на упитанной физиономии застыл ужас.

– Тихо, Йохан! – рыкнул Альбрехт, понимая, что в такой ситуации лучше всего помогут громкий голос и уверенные манеры. – Не ори!

– О, капитан! Слава Творцу! – хозяин таверны «Бодрый паладин» всплеснул руками. – Как ты вовремя!

– Это уж точно, – хмыкнул Шор. – Прекращай стонать и рассказывай – кто и кого убил, куда побежал.

– Ну, оборванец… гостя, а потом умчался вон туда, – и пребывавший в откровенном помрачении чувств толстяк Йохан ткнул пальцем в сторону храма Прозревшего Яна.

Альбрехт разглядел следы, прикинул, что они останутся различимыми еще минут пятнадцать, затем их заметет снегом.

– Хорошо, – сказал он. – Веди меня внутрь. Гляну на тело. И чего это во время праздника людям по святилищам не сидится?

Раздраженно дернув головой, он вслед за Йоханом взошел на крыльцо «Бодрого паладина».

Внутри было тепло и тихо. Потрескивал огонь в большом очаге, с кухни долетали вкусные запахи жареного лука, острых колбас и жира. А на лавке у стены, откинувшись на спину и глядя в потолок удивленными глазами, лежал труп. На столе перед ним валялась кружка, блестела лужица пролитого пива.

– Он сидел… тот подошел и сделал что-то, а этот упал… – икая и шмыгая носом, принялся бормотать Йохан.

– Конечно, – Альбрехт снял перчатки, подошел к мертвецу и начал его осматривать.

Одет убитый был в серый камзол, протершийся и кое-где залатанный. Лицо его выглядело изможденным, под глазами – мешки, из коротких седых волос розовела лысина. Рядом с убитым на лавке лежал короткий меч в кожаных ножнах, на поясе висел кошель из замши, пустой и сморщенный.

И, что странно, на теле не было никаких повреждений.

– Хм… – Альбрехт пощупал запястье трупа, биения крови в руке не обнаружил. – Я его не знаю. Похож на обедневшего дворянина откуда-нибудь с запада, из Нодера или Фаллонии. Так, теперь рассказывай…

Из спутанной и торопливой речи хозяина «Бодрого паладина» стало ясно, что седой приехал, когда начало темнеть. Его лошадь поставили в конюшню, а постоялец въехал в маленькую комнату, что на втором этаже. Занес вещи, сам сошел в общий зал, чтобы поужинать.

– А второй, тот, который убийца, зашел только что… грязный, какой-то черный весь, ободранный, одет странно… Я хотел его выгнать, клянусь Творцом, ведь нечего бродягам приличное заведение пачкать. Но не успел. Он сразу к этому господину шмыгнул, – здесь голос Йохана дрогнул. – И руку так… протянул, словно за милостыней…. А господин захрипел и повалился…

– Вот как? Ты не заметил оружия?

– Э… вроде бы нет… – хозяин «Бодрого паладина» выпучил глаза. – Нет… ничего не заметил.

– Очень странно, – Альбрехт нахмурился, еще раз осмотрел лицо, шею и руки погибшего – вдруг где остался след от отравленной иглы? Но ничего не обнаружил, на коже трупа не было ни малейшей царапины. – Я не понимаю, отчего он умер… Такое впечатление, что твой гость просто прекратил дышать.

– Магия? – Йохан и сам, судя по побагровевшей физиономии, дышать перестал. – Надо позвать господина Юлиуса…