Екатерина Пекур - Дети Мира

Закинув сумку за спину, я подошла к краю и долго смотрела вдаль. Как же давно я не видела Мира. Хотя на самом деле — не более трёх недель..? Каменистая равнина, утыканная небольшими одиночными скалами, там, далеко, пуней за шесть, медленно обретала цвета, и было ясно, что внизу вовсю царит осень. Ещё дальше вставали барьерные скалы, а потом всё терялось в синей дымке. Но дорогу отсюда можно найти… наверное.

— Вроде бы тихо.

— Да. Успеем дотемна добраться до конца осыпи?

— Да ерунда вопрос.

Мы стояли на краю Стены и смотрели друг на друга. Как же мы всё-таки устали и истаскались, подумала я, а у Каруна ещё и физиономия поцарапанная от постоянного бритья ножом.

Странное дело, эта светлая обречённость завладела его лицом, но он стоял прямо и глядел на меня так тихо и тепло, что у меня внутри всё сжалось. Он решил. А от своих решений он не отступал — чем бы это ему не грозило. Он даже собирался мне помочь. И даже, Создатель мне помоги, считал, что это хорошая идея… Сам же её придумал.

Не в силах вынести этой тишины, я шагнула навстречу и зарылась носом в его плечо. Мы простояли так секунд десять, а потом он резко отстранился и вдруг подхватил меня на руки.

— Идём, Рыжая. Можно, я буду звать тебя так?

Я с улыбкой кивнула. Это уже не имело никакого значения.

Он нарочно держал меня так, чтобы я никак не могла ухватиться за него. Мы смотрели друг на друга, наверное, целую вечность… не мигая, ничего не говоря, не улыбаясь и не хмурясь — но я знала, что он нарочно не улыбается, чтобы никак не влиять на меня. Он только всё глубже уходил в этот запредельный свет прощания… может быть, только в глазах блестела весёлая улыбка, на самом дне, куда он опустил всё былое.

— Идём, — сказала я.

И он шагнул с края.

Мы падали. Я не давала тягу, но это, видимо, начало происходить почти бессознательно, и я ощутила, что я медленно отрываюсь и замедляю своё падение — а он… уходит… Уходит — и в его глазах просыпается то, чего я так и не дождалась от него за всё время нашего общения — покой.

Я закричала.

В моих глазах потемнело. Рванувшись вниз, я схватила Каруна в охапку, мои руки на миг чуть не вырвались из суставов. Ударившись лицом о его грудь, я поняла, что плачу, и что кричим уже мы оба.

— Сандааааа!

— Неееет…

Я знала, что в этот миг я, возможно, убиваю себя. Что я ставлю себя и его перед лицом жутких и сложных проблем. Но убить его — я не могла. Он знал это — он выбрал этот путь сам. Он всё устроил для того, чтобы мне и пальцем шевельнуть не надо было. Но я предпочла действие, вот так.

Я сбавила скорость, и мы тихо опустились ногами на камни. Мы так и стояли, крепко, намертво обнявшись, нескончаемо долго, а потом он сдавленно прошептал:

— Зачем ты, Рыжая..? всё было бы так просто…

Я почти не ощущала себя, мои щёки горели, а ноги подкашивались. Когда я подняла голову, моя улыбка вышла какой-то резиновой, но я успела заметить в его глазах ещё одно новое чувство — медленно уходящее на дно потрясение, бесконечную признательность и шок. Я не оставила ему выбора. Но одновременно — случайно — я выбила из-под него все опоры. В момент, когда он хотел уйти от решения, расставшись с жизнью, я затолкала его назад, и что ему теперь оставалось? Следовать чести и долгу, или уберечь женщину, которая ради него пошла даже на это? а это для него почему-то было очень важно.

Но чтоб хоть на миг усомнилась в его выборе… когда он подумает. Когда он вернётся домой.

И между нами как будто медленно росла стена. Всё закончилось. Но ещё какое-то время через наши зрачки смотрели друг на друга два обрёченных человека. Двое людей, у которых всё могло бы быть иначе — хотя на самом-то деле с самого начала не могло быть ничего…

Мы на полпальца отодвинулись и медленно пошли по бездорожью. Мне было очень плохо, но я чувствовала, что ему ещё хуже…

Мы всё ещё держались за руки.

Мы спустились в Предгорья. Воздух здесь был тихим и тёплым, под нашими ногами стелилась жухлая осенняя трава. Мы прошли немного, а потом сообразили, что не имеем понятия, где именно вышли в Мир. Развели костерок и сели рядом. Вечерело.

Я спрятала лицо у него на груди, а он гладил меня по волосам. Я не могла поднять на него руку. И знала, что не смогу. Теперь, когда времени уже не оставалось, я понимала это, но ничего не могла с этим поделать. А он… «таял» в моём иначевидении. Я прижималась к нему щекой и упивалась этим жутким моментом — жутким, потому что последним. Я знала, что я не в силах его остановить. Не смогу. И он уйдёт. Как я могла надеяться вытеснить из сердца и совести Каруна да Лигарры зов чудовища по имени Комитет? Он обручен ему… навеки. Даже если что-то более человеческое позвало его к себе. Вопреки ходу вещей, вопреки природе — или как раз наоборот.