Екатерина Пекур - Дети Мира

Тем, кто верит…

Он мечется в помещении. Он ходит туда и сюда, врезаясь в стулья и спинку кровати, иногда замирает у окна. Его молодое лицо с ранними залысинами искажено от тревоги. Он думает. Иногда он бормочет что-то вроде 'я не параноик! или 'но что, если..? а потом снова молча ходит кругами по комнате. Он по-настоящему озабочен. За окнами — умиротворяющий вид на парк. Внутри — прохлада и тревожная (как ему кажется) полутьма. Это больничная палата.

В дверь стучат, и в комнату задвигается врачишка из персонала. На ней салатовый медицинский костюм весьма строгого покроя. На лице (он так видит) — пустота дрессированной собачки.

— Господин всем доволен? — сдержанно и чётко говорит она, — Вам скоро. На процедуры. Медицинская сестра. Будет рада проводить вас. Через четверть часа, — добавляет она. У девицы противная манера речи, словно она рвёт предложения на маленькие обрубки. Будто уверена, что иная речь выкажет её неуверенность или неполноценность… Искусственная, с трудом надутая 'умница'.

Его посещает острое раздражение… Много о себе думающая выскочка! Как она доставала его в эти дни! Ещё одна особа из тех, что продали бы даже свою бесценную человеческую душу ради белого цвета кожи. Тем более, что она не так далека от требований его расы. Но вид! Зажатая, сухая! Безупречно отглаженный халат, волосы уложены, как у противной зубрилы… Зубрил-аккуратисток он не любил со школы. Ему всё давалось легко (кроме чистоты и порядка), и он лишь усилием воли заставлял себя не презирать тех, кого обделила природа, так что они возмещают это тупой долбёжкой и крысиными бегами за соблюдением правил…

Почему он отвлекается на такие глупости..? Какие к Тени процедуры в такой момент?!

— Уйди прочь, дура, — грубовато бросает он.

На лице девицы ничто не отражается — дрессировка отменная, и она без единого звука уходит. Но глаза её, как у побитого щенка, наполняются слезами, так что её лицо делается живым и несчастным. Он смотрит ей вслед, и на его собственном лице (когда его никто не видит) неожиданно проступает юношеское смущение. Он молод и полон идеалов. Ему немного стыдно. Девица не виновата. Он только сорвал на ней злость. А ведь считает себя взрослым, мудрым человеком! Его куратор бы за это пожурил.

Молодой человек с явным усилием садится за стол, где навалены бумаги. Как не хватает его совета! Совета старшего, опытного человека! Как больно упускать время! Но раньше, чем послезавтра, куратор не зайдёт. Он уехал в некое весьма серьёзное место. Жаль, и, возможно, опасно. Значит, придётся решать проблемы самостоятельно.

Он мысленно 'пишет' свои подозрения. Рядом он излагает объяснения — от разумных до параноидальных. В запертой палате душно. Попутно его мозг, почти не отвлекаясь, высчитывает скорость проветривания комнаты такого объёма при заданной площади окна. На эти расчёты уходит восемь секунд.

Но сосредоточиться нелегко. Его то и дело посещают мысли о Проекте. Молодой ученый беспрерывно думает, как снова улучшить ЭТУ МАШИНУ. Проект — его одержимость вот уже сколько лет. Если бы можно было жениться на предметах, он бы уже детей в школу повёл. Неожиданно его подбрасывает, словно человека, севшего на ржавую иглу. Юноша хватает неровный лист бумаги и спешно покрывает его рассчётами. От волнения он начинает задыхаться. Жутко хочется курить. Но нельзя. И надо сбавить темп. Надо скрываться. Иначе его снова поволокут на лечение! Набегут всякие… а тут..!!!

Неужели ошибка? Аппарат может противостоять давлению рассчитанной силы, но что, если данные последнего зонда… неверно истолкованы? Из-за его же собственной слепоты? Ведь температура вовсе необязательно будет изменяться линейно! Боги!!!