Дмитрий Щербинин - Спящие боги

Не стоило ей большого труда управлять волками. Также как домашние псы безоговорочно подчиняются командам хозяина, так и волки подчинялись ее импульсам. Она могла проникать в их сознание, а через нервные окончания получила от них и зрительные образы. Волки умирали, но рождались новые – служение Смертенице было уже в их крови…

Паучиха старела очень медленно, но все же старела, и в один день у нее разом отнялись все лапы. Когда к ней попали два человека, она уже совсем изголодалась и большого труда стоило ей тут же их не съесть, но она сдержалась, и использовала их… читатель уже знает, как именно использовала.

…Смертеница, впервые за долгие века своего существования, почувствовала скуку. Недвижимая, лежала она в унылой серой зале. Тянулись и тянулись унылые часы, в которых ничего не происходило. Ну, вот войдет этот новый слуга, принесет зверя или птицу – она их сожрет, и вновь часы ожидания – пялится она в одну стену, в другую, и все ничего не происходит…

Проходили недели, месяцы, годы – паучище так опротивело это однообразное существование, что она возжелала собственной смерти. И уже без всякого интереса приметила, что плоть ее постепенно обтягивается человеческой кожей… Однажды она поняла, что не может есть сырую птицу и зверя, и с тех пор в ее логове неустанно трещал, причудливо изгибался костер. Она часами могла смотреть на прежде ненавистную пляску огневых языков, и некие неясные мечты ворошили ее сознание. То видела она город деревянный, кишащий полулюдьми–полужуками, то город из бетона и стали – по небоскребам ползали люди–пауки. И еще одно чувство, прежде незнакомое чувство – грусть, все чаще одолевало паучиху. Казалось ей, что прежде жила она в этих городах и утеряла там что–то, только вот что именно – она никак не могла вспомнить…

А потом настал день, когда она почувствовала, что «она» собственно не «она», а «он». Мужское, действенное, агрессивное начало постепенно набирало силы, и теперь окончательно вытеснило женское… В тот же день ОН почувствовал отвращение к пище, который принес ЕГО слуга – полутораметровый паук с выпученными зелеными глазищами – от его лап на еде остались слизкие следы, и ОН не смог это есть – остался голодным…

…А потом была невыносимая, долгая боль – ОН учился ходить. Да – ОН обнаружил, что у него две ноги, две руки, и все остальные присущие человеку, мужского пола органы. ОН не испугался этого тела. Действительно страшными казались смутные воспоминания о том, что когда–то было иное тело – с шестью лапами, с ядовитыми клыками, с тугим животом набитым порой и человечиной… Ни ноги, ни руки никак не слушались – ОН часто падал, а атрофировавшиеся от долгого бездействия мускулы отдавали ледяной болью… И все же ОН научился ходить…

…Вокруг серые паучьи стены – анфилады однообразных залов вытягиваются во все стороны, в бесконечность, а он сидит и думает:

«Кто я? Человек? Да – Человек – это не вызывает сомнения. Каково мое имя?.. Творимир. Да – такое имя было дано мне матерью, на Земле. Но было и иное имя – Волод. Когда Волод был мальчиком, ему отрезал язык «Черный Пес», а через какое–то время он, глухонемой стал художником, потом – помог бежать Творимиру. Вместе они попались к паучихе – она запустила нити в их тела, управляла сознанием, преображала в пауков, но не учла обратного процесса. Они превращались в нее, а она – в них. Теперь в этих залах есть раздвоенная паучиха, и два человека гармонично слитых в одном Человеческом теле… Гармонично?.. Да – гармонично. Я не чувствую никакого душевного разрыва, метания меж двумя личностями. Если угодно Волод помимо своей жизни в Царском граде, прожил еще сколько–то лет среди небоскребов, или Творимир – в Царском Граде. Добавились воспоминания, чувства – но они не противоречат друг другу. Теперь Творимир – художник, а Волод – без труда соберет гипер–движок и лучемет. Каким же будет МОЕ имя? Волод или Творимир? Творимир все же старше Волода, поэтому пусть будет Творимир. Ну, вот – и это решение далось мне без каких–либо противоречий… Кстати, тот, прежний Творимир имел привычку выражать свои чувства вслух, Волод привык к молчанию, и вот теперь я склонен к внутреннему, упорядоченному размышлению. Что же – замечательно – это хорошая черта. Теперь надо оставить это унылое место, и идти куда–то – пока не знаю, «куда», но я должен найти и вспомнить что–то очень важное».

И вдруг этот «новый–старый» Творимир почувствовал, что он не один в этой зале. Глянул – так и есть! Перед ним стоял двухметровый паучище с выпученными, бесчувственными глазищами, и угловатым, словно из железа выкованным телом. Это было то, во что преобразилось бывшее тело Творимира. В очередной раз принес он пищу, и вот теперь окончательно осознал себя пауком. Перед ним стоял набор мяса и костей, которым можно полакомиться. Большой Кусок Еды – это единственное чувство, которые вызвал в нем Творимир–Человек. И он отдал предпочтение Большому Куску Еды, перед Малым Куском Еды. Дохлая птица с хлюпом пала в стекающую из его пасти слизь – он приготовился к прыжку.