Сидхэ влюбляются часто, молодежь вообще находится обычно в состоянии перманентной влюбленности… и, вместе с тем, для сидхэ немыслима физическая близость без проявления чувства. Лиэ же был в этом отношении просто неисчерпаем. Нельзя сказать, что наследник Вэннэлэ не пропускал ни одной юбки (скорее, это юбки его не пропускали), но для того, чтобы влюбиться в женщину, неважно, какой расы, ему требовались рекордно короткие сроки. Притом Лиэ всегда был абсолютно искренен: если уж он увлекался, то глубоко и по-настоящему, и вовсе не очередная постельная забава была ему нужна, хотя это занятие он тоже любил. Просто рядом с ним любая женщина начинала ощущать себя любимой, желанной и прекрасной… стоит ли удивляться тому, что редко кто мог устоять перед его обаянием? Причем он никогда не бросал своих возлюбленных: они уходили сами, вполне довольные собой и жизнью, и отношения с бывшим любовником сохраняли прекрасные — все сердечные томления и страдания оставались на долю самого Лиэ. Впрочем, длилась такая меланхолия недолго: Лиэ встречал новую девицу, и все начиналось сызнова. Несколько его смертных увлечений, постаревших, но все еще красивых, относились теперь к нему с материнской нежностью (будить в женщинах материнский инстинкт у Лиэ получалось отлично и совершенно непроизвольно) и вовсе не чувствовали себя покинутыми. Он никогда не забывал их, даже если у его женщин были уже свои внуки.
Умение видеть красоту всюду, даже если ее старательно прячут, было свойственно Лиэ как никому другому. И вот он увидел красоту в Кирт, особенную, ни на что не похожую красоту. Если бы его спросили, он сказал бы, что Киирт'аэн — это королева осени. Даже не королева, а душа. Да, душа осени — птичий крик в пронзительном серо-синем небе, кровь кленовых листьев, горький аромат трав… Ее красота ранила, как отравленная стрела под сердцем. Она причиняла боль, но исцеляла одновременно. Сон о битве драконов с едва заметными отблесками расплавленного золота в темно-серых глазах… как можно было ее не полюбить?
Помочь ей было необходимо, но жалеть ее было бы кощунством, святотатством. Она могла бы счесть его внимание жалостью — и ошиблась бы. Лиэ не посмел бы так оскорбить ни ее, ни себя.
Она была прекрасна: Сполох-над-вершинами, Ястребиный Крик… Душа осени, она была прекрасна, и он полюбил ее.
— Киирт'аэн, — сказал Лиэ, держа ее за руку… любуясь ее рукой. — Ты — душа осеннего леса, Кирт. Ты прекрасна, как туман над озером. Я не буду спасать тебя, это не нужно. Но я помогу тебе спастись самой. Если позволишь.
— Никто и никогда не говорил со мной так, но это ты и сам знаешь, — Кирт едва заметно дрожала, но руки не отняла. — И уж тем более никто и никогда не спрашивал у меня позволения.
— Какое мне дело до того, как говорили с тобой раньше? — Лиэ фыркнул и сжал ее ладонь крепче. — Я говорю с тобой сейчас и говорю так, как ты заслуживаешь. Ты прекрасна, душа осени, Сполох-над-вершинами, твоя стойкость завораживает. Ты прекрасна, словно клинок, Кирт, и я уже люблю тебя. У нас это случается быстро, почти сразу… такие вот мы торопливые. Просто любой сидхэ сразу видит такие вещи, и нам ни к чему все эти человеческие игры. Но уж поверь, я не собираюсь ни к чему тебя принуждать. Я никогда не принуждал женщин и, тем более, не покупал их!
— Верю, — бывшая жрица усмехнулась. — К чему принуждение, чары или золото? Кто устоит перед такой искренностью и напором?
— Возможно, ты?
— Возможно, я. Но, видишь ли, я просто боюсь, о, мой прекрасный князь эльфов. Не тебя, конечно… себя боюсь. Сказки кончаются. Полюбить тебя так просто… но что будет, когда ты меня оставишь? А ты оставишь, возможно, нескоро… но все же. Мне будет больно.
— Не оставлю. Довольно с тебя боли, Кирт. У тебя будет все, что ты захочешь добыть, чего захочешь достичь. Обещаю.
— Не обещай того, чего не можешь.
— Я обычно не обещаю того, чего не могу. Решай, Киирт'аэн. У тебя полно времени, я ведь не тороплю.
— Зато я тороплюсь, — Кирт глубоко вздохнула и высвободила руку. — Потому что времени у меня слишком мало… совсем нет времени! Кто скажет, что будет завтра? Ты как песня, Лиэ, разве я могла не полюбить тебя сразу, едва увидела… как только ты появился здесь? А потом встал между мной и теми, внизу… да и много ли мне надо, чтоб полюбить? Всего лишь толика тепла и участия… о, как это много!
— Ты все еще хочешь, чтоб я тебя отпустил?
— Нет. Уже не хочу.
Всего лишь ладонь в ладони, рука в руке. Всего лишь поделиться теплом — иное сейчас было бы торопливой и неуклюжей пошлостью… а он никогда не слыл неуклюжим и никуда сейчас не торопился.
Читать дальше