Ника Ракитина - Ясень

— Он был один в семье, ты говорила?

Я вздрогнула. Я ничего такого не говорила, даже Керин.

— Н-нет, не один, — ответила я, заикаясь. — Был еще брат, младший. А зачем?

— Почему «был»? Разве он умер?

Я машинально выпила остатки остывшего зелья. Подавилась и долго кашляла в ладонь. Керин ожидала.

— Н-нет, почему… Я не знаю. В семьях это обычное дело. Старший наследует, а младшие ищут удачи на стороне.

— И здесь так?

— Ох, не спрашивай!

Я выскочила на свежий воздух и едва отдышалась. Что про меня подумает Золотоглазая?..

Она сидела на постели, вертела уроненную мной лунницу.

— Мэннор… ничего мне не говорил.

— Знаешь, о таком не принято говорить. И ты же не спрашивала?

— Да. Прости, Наири.

— Да за что?

Глупая, могла бы понять уже, что я не могу на нее сердиться.

— Спи, ночь уже. Луна вот такая! День будет трудным.

— Теперь все дни будут трудными, — ясным голосом произнесла она. Меня пронзило ощущение надвигающейся беды. А может, только показалось. Просто ночь холодная, осень…

— Тебе разве не сказали?

Я перебрала события вечера: приехала, соскочила с коня, умылась с большего…

— Что именно?

— Утром был совет. Потому что я не знаю, что делать сейчас — идти вперед или возвращаться. За Ставу пошли разведчики…

— Го-орт, — я вздохнула почти облегченно.

Наконец-то он показал зубы: пока он предлагал Керин горячую дружбу, я спокойно спать не могла. Вот они, рыцари! А что же делать нам? Закрепиться тут? Пойти на север, все время ожидая, что ударят в спину? Запереться в Сарте или отойти на время в Ясень? Да, богатый выбор…

— Прости, задумалась. А что Горт? Сменил Отана на Незримых?

— Нет. Нет, — яростно произнесла она. — Дело во мне, и только.

— Так это… этот гость тебя предупредил? А он не соврал? — спросила и подумала, что мне легче поверить в измену Горта, чем наоборот. Показалось мне, или Керин покраснела?

— Нет, не соврал. Я заглянула в него.

— Что? — настало мне время хлопать глазами. — Как?

— Я не знаю, как.

— Ну и ладно. Не сердись. Он сам виноват.

Золотоглазая засмеялась. Я тоже прыснула, глядя на нее — к мороку дурные пророчества! Уже укладываясь, зарываясь поглубже в рычью шкуру, служившую мне одеялом, я спросила сквозь дрему:

— А как его… зовут?

Зря.

…Как-то сразу опали листья. Еще зеленые, они лежали грудами на земле, заглушая бег Белогривого. Красиво, конечно, но как мне скрыться теперь в насквозь прозрачном лесу? Разве только разыскать ягоды сильсен — говорят, они делают человека невидимым. Но ведь я не Леська, в ягодах не смыслю, еще съем что-нибудь не то… Лучше просто поостеречься.

До Форкана, северной твердыни Горта, еще пол дня пути. Я так дотошно выспросила у разведчиков дорогу, что, кажется, отыщу ее с закрытыми глазами…

Добралась ли осень до владений рыцаря? Если да, то мне придется туго. Правда, я переоделась, но вид у меня все же довольно воинственный, и если кольчуга упрятана под сагум и плащ, то меч достаточно заметен, чтобы вызвать нежелательное любопытство. Конечно, в этом наряде я в замок не сунусь. Прихватила кое-что. Но как бы меня саму раньше не прихватили…

Знаю, ты обиделась на меня… За то, что я вырвала у тебя имя Раннора… За то, что отправилась на его поиски…

Конечно, это опасно и для него, и для меня. И еще не известно, кому хуже придется, если меня узнают. Но ведь иначе нельзя!..

Хорошо, пусть Раннор нам не враг, но он служит врагу. Если он с нами — пусть поможет, если нет… но эту мысль я старательно от себя отгоняю. Нельзя заранее думать о поражении, беду накличешь!

Восемь лет назад Раннор был славным юношей, но кто знает, что стало с ним за эти восемь лет. Кто знает, почему он не убил тебя, хотя мог? Это может быть и глубоко запрятанная ловушка.

Белогривый неутомим, листья разлетаются под копытами, я покачиваюсь в седле, разматывая клубок мыслей — горьких и светлых, безнадежных и ласковых, и многие из этих мыслей таковы, что даже тебе я не могла бы их открыть.

Погрузившись в себя, я не сразу заметила, что близится ночь.

Белогривый замедлил бег и покосился на меня коричневым теплым глазом: "Не пора ли отдохнуть?" Конечно, пора, мой милый. Сейчас мы свернем вон в ту ложбинку, я ослаблю подпругу, сгребу в кучу опавшие листья и устроюсь на них, завернувшись в плащ, и осенняя ночь окружит нас непроглядной чернотой, чтобы скрыть от чужого глаза…

Форкан совсем близко. Его остроконечные крыши поднимаются над деревьями. Вьются над трубами дымки.