Ника Ракитина - Крипт

В соборе тоже оказалось темно, только в нефах мерцали свечи. Собор отчего-то показался Майке очень большим и глухим, пах копотью и сырой штукатуркой. Девушка машинально обернулась и, разглядев алтарь, приоткрыла рот.

— Опоздал, братец?

От колонны отделилась и подплыла к ним, держа горящую свечу, красавица в платье темно-синего с зеленью бархата. Волосы ее были собраны под блестящую жемчужную сетку. Майка с трудом узнала в красавице Ритку. А когда узнала, оглянулась на Бориса и оторопела. На нем была замшевая серая куртка с прорезями на рукавах, в прорези виднелся зеленый шелк, замшевые же штаны были заправлены в высокие сапоги со шнуровкой, к кожаному поясу привешен короткий меч в ножнах с узорчатой оковкой.

— Это карнавал, да? — пискнула Майка и услыхала разгневанный Риткин голос:

— Ты кого приволок?! Это же совсем не та!

Майка оглядела себя, желая проверить, чем им нехороша.

Пожалуй, Ритка права, подумала она вяло. На рыжей была широкая, явно с чужого плеча, кожаная куртка и потертые узкие штаны. За поясом оказался короткий кинжал с обломанной гардой. А по босым ногам тянуло сквозняком.

Глава 8.

1492 год, 16 мая. Настанг

— Ну, не-ет! Я это не надену! — презрительно изрекла Майка, поднимая на растопыренных руках лиловую с черными кружевами тряпку. Нелепую и, вдобавок, ужасно огромную. — Я в этом утону! И вообще, по-вашему, я дура — в комбинашке по городу бегать?!

— Это не комбинашка, — вяло уточнил Борис. — Это салоп моей бабушки. Последний писк ольвидарской моды.

— Чего-о?

— Тлетворное влияние Запада.

Грета вырвала у Майки шелковый «салоп» и гневно швырнула на кресло.

И сказала Майке, что если та не желает одеваться пристойно и в культурном обществе, то сейчас они позовут пару лакеев и кучера, чтобы те Майку обуздали и передали швее с рук на руки.

— Я сама пойду, — сказала рыжая, прикидываясь испуганной. — Швея не такая мегера… как некоторые.

— Вы подумайте!.. — бывшая подруга обхватила подлокотники кресла, в котором сидела. — Она еще рассуждать тут будет! Дрянь безродная… Делай, что велят!

— Не ори на ребенка, — скучным голосом посоветовал Борис.

Он устроился в кресле напротив сестры, согнувшись и закрыв лицо руками. От Борьки ощутимо попахивало вином. Майка подумала, что сейчас Грета раскипятится, как холодный самовар, и заранее обозлилась. Она вообще плохо понимала, что сделала этим двоим, чтобы они так на нее взъелись. Но интересоваться хотелось как-то не очень.

Майка сумрачно стояла среди груды платьев, дожидаясь, покуда что-либо выяснится в пылу скандала. Но Гретхен молчала, только недобро щурилась. Тогда Майка зловредно запинала злополучный лиловый «салоп» в общую кучу.

— Так кого там все-таки хоронили? — вздохнула она.

— Князя Кястутиса, — черноволосая широко и странно перекрестилась: два плеча — живот, и ткнула пальцем в Бориса, — дружка вот его разлюбезного.

— Не отвлекайся, — мрачно изрек Борис. — Займись судьбой младенца.

Грета неохотно позвонила. И прежде, чем Майка успела вступиться за попранное достоинство, дверь открылась. В нее вошли не обещанные лакеи с кучером, а довольно объемистая тетя. Придирчиво оглядела Майку, хмыкнула: "Эту, что ли?", — взяла девицу за плечо и подтолкнула к двери.

Смежная с кабинетом комната оказалась гардеробной, плотно заставленной шкафами из светлого дерева. В промежуток между шкафами был втиснут туалетный столик со всеми принадлежностями и высоким в позолоченной оковке зеркалом.

Майка несильно стукнулась головой о развесистые рога, висевшие с внутренней стороны двери и украшенные парой замшевых шляп с мягкими перьями.

— Осторожнее, дона, — проворковала пухлая тетя ласковым голосом. — Из чего шить будем?

— А что есть? — если уж одеваться за чужой счет, то так, чтобы нанести Гретке побольше убытку.

— Гербелийский шелк, бархат из Утрехта, магдальская тафта…

Да-а, подумала Майка, если изучать географию по названиям тканей… Гербель — это в Африке?

— А что дороже?

— Алтабас из Варкяя, пятнадцать довгей за сажень.

— А это много?

Швея закатила глаза.

— Вот из него и будем, — сказала Майка мечтательно, воображая Греткино лицо в момент узнавания сего прискорбного факта. Ну, что Майке сшили платье из этого самого алтабаса, пятнадцать довгей за сажень. Толстуха понимающе улыбнулась и до половины скрылась в глубоком нижнем ящике одного из шкафов, после чего оттуда, как из цилиндра фокусника, стала выползать длинная и широкая лента фиолетовой с золотым блеском пушистой ткани, а швея временно потеряла возможность говорить.