Иней Олненн - Цепные псы одинаковы

Бежит Ингерд — пот горячий глаза застилает, раны солью жжет. Вот и стена каменная, из-за кустов еле различимая, не знал Ингерд, есть ли в ней ворота какие или дверь, просто взбежал наверх а оттуда вниз прыгнул. Упал, колени изодрал, два раза через себя перекатился, вскочил да к Камням кинулся.

Зашумел тут Лес, заволновался, ветер налетел, захотел Ингерда с ног сбить — не сбил, добежал Ингерд до Камней и остановился, не в силах дальше шагу сделать.

Черными громадинами Камни над ним высились, и холодно было около них, и ветер их не тревожил, и солнце на них не глядело. Могильная тишина клубилась у корней и убивала все, что приблизится. Ингерд, сотрясаемый ледяной дрожью, ступил в круг.

Мир исчез.

Только Холод.

Мрак.

Безмолвие.

Здесь не было травы, не было жизни. Здесь застыло довременье — когда не было света, не было тьмы, не было дней и веков, но была чистая сияющая Истина. Сила, идущая из Начала. Начало, дающее Силу просящему. Проси, и тебе воздадут. Но Ингерд не умел просить.

А потом он, уже забывший о том, зачем он здесь, увидел Рунара.

Рунар сидел на земле, скрестив ноги, низко опустив голову и руки уронив безвольно. Его одежда превратилась в лохмотья, а тело покрылось струпьями. Заслышав шаги, Рунар с трудом поднял голову, и Ингерд встретил его взгляд. Взгляд смертельно уставшего человека, из которого вытянули душу и оставили пустоту. Он больше не был эгнаром, одержимость оставила его, но и теперь Ингерд не почувствовал ненависти. Ему нужно было убить его, убить, чтобы успокоить свою боль, чтобы исполнить данную Клятву, но он не мог. Да и слишком малая плата — жизнь — для понявшего: жизнь бесконечна.

— Вставай, Рунар. Пошли, не то быть беде.

Рунар ждал смерти и хотел ее, потому слов Ингерда не понимал. Ингерд обхватил его за плечи и поднял.

— Давай, Вепрь, ну же!.. Это проклятое место, оно погубит нас.

И он повел уже бессильного врага своего, поддерживая его, как друга, прочь, и вдруг — гадюка с шипением злым из-под камня выползла, к ноге Рунара скользнула, обвилась и ужалила. Вскрикнул Рунар, пошатнулся, на спину запрокинулся, и брызнула кровь алая изо рта да из глаз да прямо на Камни.

Ужасом безмолвным охваченный, глядел Ингерд, как запенилась на шершавой поверхности кровь, и поползли трещины, как лапы хищные паучьи, и закрошился Камень. А под землей, под самыми ногами, будто молот стопудовый ударил. Долго тишина стояла, а потом вздрогнула земля, и глухой стон предсмертный прокатился по ней. Стон был долгим, протяжным, он отозвался далеко в Горах, и задвигались Горы. Ожил Каравех, обжег небо огнем и зачернил его дымом. И обожженное небо опустилось к земле низко, чтоб в последний раз взглянуть на ту, которую любило больше всего.

И пошел снег.

Он покрыл собой деревья, согнув их ветви, и травы прижал к земле, сломал хлебные колосья. Снег убелил крыши домов и волосы людей, и холодными каплями стекал по лицам, похожий на слезы. И люди кричали и плакали, потому что пришла беда.

Ингерд долго глядел в небо и ощущал лишь пустоту. Рунар лежал неподвижно, подплывая кровью, и умирал, как и жил, — ни за что.

Из-за камня выползла гадюка, свернулась тугим кольцом и обратилась в эриля Хёльмира. Несколько мгновений он и Ингерд глядели друг на друга.

— Что ж, — сказал наконец Ингерд. — Сегодня ты победил.

— Да, — торжествующим эхом откликнулся темноликий эриль.

— Доволен ли ты?

— О да!..

— Достанет ли тебе этой победы?

— Нет.

Эриль Хёльмир покачал головой, с длинных волос заструилась вода.

— Нет — пока я жив. Я пойду за тобой по пятам и никогда не собьюсь со следа, ибо на нем всегда будет кровь. Пока есть хоть одна душа, открытая для тьмы — я буду жить и мне будет пища. Наша битва только началась, маэр.

— Тогда берегись, колдун, потому что я всегда буду стоять на твоем пути, я и такие как я, и твое торжество не будет долгим. Ты будешь убивать, но я буду воскрешать, и мое воинство всегда будет сильнее твоего.

— Что ж, расстояние есть для того, кто идет, маэр.

— А для того, кто хочет знать, времени не существует.

— Ты хороший ученик, — усмехнулся эриль Хёльмир. — Хок наи, эгни ве!.. Я слов на ветер не бросаю, маэр.

— Хок наи эгрима. Я тоже.

И они пожали друг другу руки, как поединщики на поле боя, чтобы, разняв их, в следующий миг стать смертельными врагами.

Шел во чистом поле я,

Думу думал крепкую.

Ждет ли меня матушка,

Ждет ли меня батюшка,

Дом родной стоит ли

Над рекой широкой?