Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы

Сколько дней он уже в пути? Ян потерял всякий счет времени, переползая с перевала на перевал. Все ноги сбил, исхудал, щетиной зарос, почти ослеп от яркого солнца, но все равно карабкался по крутогорью вперед и вверх. Каждую минуту ждал он, что накажут его бёрквы за дерзость неслыханную — шутка ли, посягнул на территорию запретную, духов обиталище! Но Ян шел. Утром глядел он неотрывно на заснеженную вершину Каравеха, далеко в облака уходящую, и мысленно говорил с ним. Каравех был хозяином гор, в его ущельях обитали бёрквы — крылатые духи смерти, и Ян каждое утро просил у них позволения пройти еще столько, сколько он мог пройти — много ли, мало ли, — но чтоб не трогали душу его. А по ночам, когда стихали холодные сердитые ветры, когда небо чернело и опускалось на землю так низко, что крупные звезды усыпали собой бока могучих скал, Ян лежал, закутавшись в овчину, и разговаривал со своим страхом, ибо чудилось ему, что следят за ним всевидящие очи Каравеха, и алчные бёрквы — слуги его — кружат над ним, подобно стервятникам.

Ян не мог не идти. Его народ как никогда был близок к гибели, не имели сил Соколы устоять против Стигвичей да Годархов, а уж если Торвалы на их сторону перекинутся — тогда не выдержать Соколам натиска. Долго думали готтары — старейшины, сидя у корней сверича — дуба, что с незапамятных времен был оберегом их рода, вечувару в глаза смотрели, сердце свое слушали и порешили так: искать Соколам другую землю, где не будет места злобе и зависти, где сможет племя силу обрести, детей поднять, чтоб не угас род Серебряного Сокола.

Да вот беда: куда идти? Куда народ вести? Кругом земли заселенные, никто не поделится, самим мало, а как минуешь земли-то обжитые, так и упрешься — с одной стороны в Теплое Море, с другой стороны — в Белое. Горестно вздохнули готтары, ничего не решили, по домам разошлись. Только один, старший самый, к Высокому Янгару пошел — Кассару Серебряку.

Славным воином был Кассар Серебряк и народом своим правил мудро, но заледенело сердце его, когда услыхал он слова готтара, а слова такие были:

— Коли не хочешь бойцов своих одного за одним похоронить, коли не хочешь детей голодом уморить, а матерей — горем, уводи народ, янгар, через Горы, землю другую искать.

Задумался янгар, закручинился, с лица спал, ибо не верил он, что, в Горы пойдя, живым оттуда возвратиться можно. Ян перемену в отце заметил и спрашивает:

— Какая дума терзает тебя, отец? Что за беда приключилась, и отчего скрываешь ты ее?

Глянул Кассар Серебряк на сына своего старшего, как на отражение свое, и говорит нехотя, через силу:

— Тяжкие слова уронил в мое сердце готтар Серебряков, не вмещает сердце такой тяжести.

На что Ян отвечает:

— Так ты поделись тяжестью той, и легче тебе станет.

Покачал седеющей головой Кассар Серебряк и сказал:

— Горяч ты, Сокол, молод еще. Рано тебе такие высоты мерить. Хочу, чтоб жил ты пока.

Нахмурился Ян, губу закусил. Не по нраву ему такие слова были, но чуяло сердце, что неспроста ему отец отповедь такую дал, словно уберечь от чего хотел. И пошел тогда Ян к деду своему, готтару, у него спрашивает:

— Мудрее тебя нет никого в нашем роду. Ответь мне: какую весть донес ты до отца, что ликом он весь почернел? Какая беда постучалась в ворота наши?

Стар был готтар, годы иссушили его, как вяз на взгорке крутом, всем ветрам открытом; побелели волосы, и морщины глубоко исчертили лицо, но глаза — чистого синего цвета — были ясными как прежде, когда еще рука крепко меч держала и крылья высоко в небо поднимали. И сказал Яну готтар:

— Ведома тебе та беда, быстрокрылый. Каждый день ей в очи смотришь. Гибнет племя Соколиное в усобицах, воины самые лучшие, славные в курганах на вересковом берегу лежат. Нет и не будет среди Соколов слабых духом, и до последнего человека биться будем, а как падет последний — кому землю оставим? Воевать легко, жить в мире — трудно. А нашим детям надо жить.

Молчал Ян, слушал, свое думал. И говорит ему дед:

— Нынче опытных бойцов все меньше, молодые янграми становятся, кто плечо подставит, коли в силок попадешь? Не ищи ответ, светлокудрый, ибо он там, где ты его никогда не найдешь.

— Где же? — спрашивает Ян, а у самого сердце замирает.

Старый готтар любил внука, со скрытой гордостью глядел, как высоко тот летает, как слушается меч его руку, как смотрят на него женщины. Породистым Соколом был Ян — высоким, сильным, зорким, в бою неукротимым, неутомимым в работе, в любви горячим. Не многие могли спорить с ним в поединке — будь то поединок на клинках иль на словах, потому и янгром стал Ян, когда стукнуло ему лишь девятнадцать зим, и шли теперь за ним в бой пятьдесят воинов и бились плечом к плечу.