Йоханна Синисало: Тролль

Полицейские поднимаются выше, у них большая сеть и большая мордастая собака, ее когти стучат по каменной лестнице, в руках одного из полицейских странное длинноствольное ружье. Я слышу, как звонят в дверь, слышу, как кто-то зовет хозяина через щель почтового ящика, слышу треск взламываемой двери. На минуту становится совсем тихо, потом один из мужчин возвращается, тяжело ступая. У него по-собачьи грустное лицо, на нем желтоватый длинный пиджак, а не форма. Он садится на ступеньку, опустив голову, закрыв лицо ладонями, а через минуту двое мужчин проносят наверх носилки.

Хотя у меня отчаянно болит рука, я начинаю изо всех сил стучать в дверь и кричу так, чтобы меня обязательно услышали.

АЛЕКСИС КИВИ. СЕМЕРО БРАТЬЕВ. 1870

Юхани: Мы охотились на медведя, опасного зверя, который мог бы задрать вас так же, как задрал он вашего быка. Мы убили медведя, принесли большую пользу родине. Разве это не полезно — истреблять хищных зверей, троллей и дьяволов?

АНГЕЛ

Никто не обращает на меня внимания: надо полагать, необычно одетые люди с мохеровыми свертками в руках то и дело ловят такси. Правда, водитель удивленно приподнимает брови, но вопросов не задает, а Песси, слава богу, затих у меня на коленях, он вслушивается сквозь тонкую ткань в странные звуки и принюхивается к незнакомым запахам.

Дорога в Кауппи занимает всего несколько минут, водитель не отличается чрезмерной разговорчивостью, только изредка поглядывает в зеркало заднего вида, не понимая, наверное, отчего у меня на лбу выступили капли пота. Вытаскиваю из кармана купюру, сую ему в руки, даже не взглянув, сколько же я заплатил, — думаю, что достаточно, — и прямо с обочины дороги начинаю пробираться в лес. Я уже успел углубиться в заросли, когда с дороги становится слышно, как такси, сердито газуя, отправляется в обратный путь. Если память мне не изменяет, нужно двигаться так, чтобы заходящее солнце оставалось у меня за спиной, и тогда через этот лес мы доберемся до заповедника в районе озера Халимасъярви. Это единственный путь, на котором не встречается человеческого жилья, а уж оттуда мы попадем в леса Тейско.

Я несколько раз споткнулся, чуть не упав, Песси начинает вертеться в своем пледе. Я решаю, что мы достаточно далеко ушли от дороги, и спускаю его на землю. Его глаза блестят от возбуждения, уши вздрагивают, ноздри дрожат от запахов леса, а хвост превратился в чуткую антенну.

И тут раздается звук, слишком ранний для этого времени года, но ясно свидетельствующий о том, что весна вступила в свои права. Я понимаю, что теперь Песси может навеки и безвозвратно уйти от меня. Звук исполнен печали, он ровный и монотонный, как звон кладбищенского колокола.

Это кукует кукушка.

АННИ СВАН.

ШЕЛКОВИНКА И ТРОЛЛИ. 1933

— Тот, кто отведал меда из чаши троллей, никогда не сможет выбраться из их пещеры.

Красавица закричала от страха, увидев двух огромных уродов.

— Не бойся, — шепнул молодой тролль, — с тобой не случится ничего плохого.

Он смотрел на девушку и умолял:

— Останься здесь, я единственный тролль, который тоскует по людям. Когда я был маленьким, мать обменяла меня на человеческое дитя. Она хотела, чтобы я набрался ловкости и ума от людей. Но отец ненавидел их. Он забрал меня назад и вернул ребенка, взятого вместо меня. Однако я все-таки пролежал семь дней и семь ночей в детской кроватке, я слышал, как женщина поет колыбельные песни. С тех пор во мне живет только половина тролля, вторая моя половина тоскует и хочет вернуться к людям.

ДОКТОР СПАЙДЕРМЕН

Хорошо быть пьяным.

В этом состоянии все самое мучительное, болезненное, угнетающее кажется тебе вполне сносным — или хотя бы более или менее сносным.

Ты смотришь на собственную жизнь через затуманенную стеклянную стену и можешь проанализировать события так, как будто они тебя не касаются. В пьяном виде, размышляя о том, что с тобой случилось, ты словно разглядываешь ядовитых насекомых, посаженных в толстенную плотно закрытую банку, тогда как размышляя о том же на трезвую голову, ты оказываешься в чаще, где эти насекомые порхают на свободе, готовые впиться в твой беззащитный затылок или присосаться к ноге, стоит тебе на минуту ослабить внимание.

Я не думаю о трупе юноши.

Я не думаю больше о том, куда делся Ангел.

Я вспоминаю легенды о лесных девах, перешептывающихся призраках, которые заманивают мужчин в густой лес, ловят их в свои сети. Зачарованные не возвращаются никогда.